Сто один оттенок серого цвета

В языке гренландских эскимосов существует сто одно понятие, обозначающее различные оттенки снега, который по определению воспринимается как белый. Хотя наука утверждает, что белый и черный цвета, в свою очередь, являются оттенками серого. Пожалуй, на картинах ульяновского художника Бориса Клевогина можно отыскать не меньше ста оттенков серого цвета. И это не тот «серый», который принято применять в уничижительном смысле. На натюрмортах мастера банальные, казалось бы, вещи обретают свой собственный тайный смысл.

 

В каждом углу картина

 

В конце сентября Борис Клевогин отпраздновал свой шестидесятилетний юбилей. А недавно в  музее современного изобразительного искусства имени Пластова открылась его персональная выставка, приуроченная к этому событию. Честно говоря, при ее осмотре мне вспомнилась цитата из нелюбимой в нашей области (но очень любимой мною) Дины Рубиной: «фаянсовый старинный рукомойник влюбился в чугунный утюжок, а стеклянная, с женственными бедрами, керосиновая лампа ревновала и мучилась…».  Вещи, которые Борис Клевогин изображает на своих полотнах, действительно живут, живут своей собственной, тайной от людей жизнью. Подсмотреть которую, видимо, может только художник. Не случайно одна из его выставок была названа известной строчкой Беллы Ахмадуллиной - «Свой тайный смысл доверят мне предметы…».

 

- Чем образней вещь, тем больше ассоциаций она будит, - утверждает Борис Васильевич. - Многие спрашивают меня, как на моих полотнах появляются все эти старые утюги, самовары, дверные петли, обрезки металлических труб… Но, поверьте, когда работаешь - в каждом углу видишь картину. Причем работа над картиной все равно влечет за собой некую условность. Художники вообще люди с несколько больным, если можно так выразиться, воображением. Что-то в своем полотне видит он сам, а часто зрители истолковывают его совершенно по-другому. 

 

С огорода - на полотно

 

- Борис Васильевич, ваша «фирменная изюминка», вот уже лет двадцать - натюрморты с тыквами. Почему именно тыквы, откуда они взялись на ваших полотнах?

 

- А я их сам вырастил, на своем собственном огороде! Да, у меня был долгий «тыквенный» период. Но у меня еще и груши, и кабачки, и даже арбузы есть! - со смехом признается Борис Клевогин. - Обычно у каждого художника, который пишет натюрморты, есть любимый объект - гранаты, яблоки. Видно, так уж сложилось, что у меня это тыквы. Кстати, у меня есть одна работа, идея которой пришла ко мне во сне - так и называется - «Приснившийся натюрморт». Так вот там тоже тыквы, только в особом колорите. А я и «в натуре» тыкву очень люблю. Печеную.

 

- Ваши пейзажи тоже особые,  все как бы подернутые романтической туманной дымкой… 

 

- Скорее всего, это дает о себе знать мое детство, которое я провел на реке Свияге - вырос я в Засвияжском районе Ульяновска. Я любил рано вставать по утрам, это вообще самое мое любимое время суток, выходить на речку, над которой тогда стелился вот такой туман, очень любил рыбалку. Уже гораздо позже, в годы перестройки, я купил домик в деревне Крюковка Майнского района. Деревня была в низине, и туманы там тоже были частым явлением. У меня там даже пса звали Туман. Вы знаете, пожалуй, нигде у меня не было такого чувства сопричастности к своему дому, как в той деревне, нигде я не ощущал себя настолько на своем месте и нигде мне так хорошо не работалось. Кстати, меня поражали тамошние местные жители - эти бабульки, которые дальше Ульяновска никуда не выезжали, оказывается, обладали, каким-то особым, врожденным вкусом. Я показывал им мои работы, и, честно говоря, их оценка значила для меня много. А им очень нравилось, что в соседях у них - «настоящий художник». Я ездил туда почти семнадцать лет, но потом эта деревенька, к сожалению, сгорела. И дом мой тоже сгорел. С тех пор я опять - городской житель.

 

«Где юность наша замерла, как мошка в янтаре…»

 

Готовя эту выставку почти два месяца, Борис Васильевич, по его словам, «увидел себя». Какие-то работы немного переписал - например, свитер на молодом, тридцатилетнем Борисе Клевогине, портрет которого находится рядом с аннотацией выставки, изначально был ярко-красным. Теперешнему Борису Клевогину это цветовое пятно показалось слишком ярким, и свитер стал кремовым. 

 

- Когда я собирал выставку, то в какой-то степени разобрался в себе самом. И понял, что не слишком-то изменился за прошедшие тридцать лет, во многом остался в том самом счастливом для меня времени восьмидесятых - девяностых. Наверное, во многом потому, что тогда я был молодым. Но еще это был такой период свежего ветра и открытий. Появилось много  хорошей литературы, мы узнали о многих художниках, о которых раньше говорить по каким-то непонятным причинам было «табу». Например, ну чем советской власти не угодил Филонов? Или Попков? Тогда мы часто собирались, выезжали работать «на пленэр», ездили в Москву и Петербург, ходили по музеям. Сейчас время другое. И очень жаль, что первая реакция человека на произведение искусства - сколько это стоит. Ну не все можно измерять в деньгах. Выезжаю я куда-нибудь редко, пишу на заказ - а куда деваться - всякие букетики и портреты. Правда, для настоящего творчества времени и сил, слава богу, тоже пока хватает. Знаете, я ведь ни разу не был за границей, а мне бы хотелось посмотреть «колыбель искусств» - Италию, Грецию. 

 

Любой юбилей - повод подводить какие-то итоги. И Борис Васильевич говорит, что он за свои годы попытался не затушить искру, данную ему создателем. Кстати, его творчество известно не только в Ульяновске. Картины Клевогина хранятся в министерстве культуры России, ульяновском областном художественном музее, в частных коллекциях и галереях России, Франции, Германии, Швейцарии, США. Заслуженный художник Российской Федерации, в 2003 году получивший серебряную медаль Академии художеств России, на лаврах почивать он не собирается:

 

- Пока я готовил эту выставку, меня осенила одна идея: а сколько же я еще не сделал! Не закончил вот эту серию, не написал вот эту картину. Двадцать, тридцать лет назад я мог начать или задумать какую-либо работу, а потом оставить ее, сказав себе: ну, я всегда смогу закончить это позже. Теперь у меня таких мыслей нет - годы-то все-таки идут. Может быть, поэтому сейчас мне хочется работать как можно больше - чтобы все успеть.

Ксения Викторова