Радовался Победе со слезами на глазах… Памяти Жореса Трофимова

Гвардии полковник в отставке Ж. Трофимов особо гордился своим армейским прошлым

 Автор без малого сорока краеведческих монографий, обладатель престижных премий и титулов в сфере краеведения и исторической публицистики; действующий член писательского и журналистского творческих союзов России… Человек удивительной судьбы и незаурядной воли, твердости характера и честности.

И это все о нем, недавно ушедшем от нас Жоресе Александровиче Трофимове - известном ульяновском краеведе и публицисте. В поисках исторической правды во все времена он не шел ни на какие компромиссы - даже с власть предержащими. Никогда не боялся за свою карьеру - как в известной песне: «не прогибался под изменчивый мир». И неизменно выходил победителем, являя пример гражданина и патриота.

Помимо страниц биографии семьи Ульяновых и мировоззрения молодого Ульянова-Ленина, Жорес Трофимов заново откроет нам многие имена знаменитых симбирян-ульяновцев, а также новые сведения о достопримечательностях Симбирско-Ульяновского края. Будет выезжать в центральные архивы, вести обширную переписку, писать газетно-журнальные статьи, издавать книги, устраивать творческие командировки. И действуя как целый научный центр, Трофимов-исследователь будет тратить на это все свои пенсионные средства, не имея никаких иных источников финансирования. Не наживая, как говорят, «палат каменных».

А чем особо гордился гвардии полковник в отставке Ж. Трофимов, так это своим армейским прошлым. Полтора десятка лет тому назад в Ульяновской области приступили к подготовке памятного многотомника «Солдаты Победы». У рабочей группы возникла идея поместить в его первый номер справочную подборку об участниках войны, ставших почетными гражданами Ульяновской области. Обратились и к Ж.А. Трофимову с просьбой сказать свое слово о войне. Он ответил просто: «Я уже об этом написал…»

Так в редакционном портфеле памятной книги «СП» оказались страницы из автобиографического очерка Ж. Трофимова под названием «С высоты восьмидесяти лет». Вскоре ту многостраничную автобиографию краеведа издаст в небольшом количестве Ульяновская областная научная библиотека им. В.И. Ленина, а в первый том книги «СП» войдет глава из того повествования, предоставленная самим автором («НГ» дает ее текст в сокращении).

Воскресенье 22 июня 1941 года выдалось солнечным и теплым. Но чувствуя слабость после очередного приступа тропической малярии, я воздержался от вылазки на купанье в деревенском пруду и с утра обосновался в красном уголке, чтобы поиграть на бильярде, почитать и послушать радио. Здесь-то в полдень я услышал из репродуктора ошеломляющее заявление председателя Совета Народных Комиссаров Вячеслава Михайловича Молотова о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз.

Готов выполнить любое задание

На лихачевском хлебном элеваторе прошел митинг, на котором выступавшие, гневно заклеймив фашистских агрессоров, выражали решимость сделать все для скорейшей победы над ненавистным врагом. А 3 июля наконец-то мы услышали выступление по радио Иосифа Виссарионовича Сталина. Его слова о том, что теперь дело идет о жизни и смерти Советского государства, а следовательно, долг каждого патриота перестроить «всю свою работу на новый, военный лад, не знающий пощады врагу», побудили меня к неординарным шагам.

Чуть ли не на следующее утро, положив в карман брюк удостоверение нештатного инструктора Всесоюзного общества «Осоавиахим» (которого был удостоен еще в городе Мирзачуле), я отправился пешком в райцентр - село Алексеевку, в военкомат, где заявил дежурному о своей готовности выполнить любое задание. У дежурного и без меня было немало хлопот, но когда он уяснил, что я живу на территории такого важного объекта, как хлебный элеватор на железнодорожной станции Лихачево, он назначил меня руководителем военной подготовки личного состава - начальником штаба обороны элеватора.

И уже с середины июля я регулярно проводил занятия с рабочими и служащими (около 200 человек): учил стрельбе из винтовки, метанию гранат, пользованию противогазом (в том числе и при повреждении трубки или маски), оказанию первой помощи при поражении боевыми отравляющими веществами, ранениях, ожогах.

Из винтовки - по самолётам врага

Мною были созданы боевые и пожарные расчеты, санитарная дружина. По моим чертежам рылись вокруг элеватора окопы, «щели», а в углу двора - бомбоубежище (с перекрытием из железнодорожных рельсов, бревен и укладкой сверху дерна). С башни элеватора в ночное время дежурные наблюдали за окрестной местностью - для выявления «сигнальщиков», то есть предателей или диверсантов, которые могли с помощью фонариков подавать знаки пролетающим немецким разведчикам или бомбардировщикам. Несколько раз мы участвовали в облавах на таких «сигнальщиков», вели стрельбу из винтовок по низко летящим самолетам врага, но, увы, безуспешно...

В августе-сентябре 1941-го мне довелось сопровождать вагоны зерна от Лихачева до станции Мерефа и Харькова, расположенных севернее. Навстречу нескончаемым потоком шли составы с эвакуировавшимся промышленным оборудованием, беженцами из западных районов СССР, санитарные поезда с большими красными крестами в белых кругах на вагонах. Время от времени нас обгоняли воинские эшелоны с закрытыми брезентом танками, зачехленными орудиями и автомобилями, другой техникой. В Харькове по нескольку раз в день объявлялась воздушная тревога, но большинство людей оставались на улицах и в бомбоубежища не спускались. Самолетов врага не было видно, ибо они летали на больших высотах, и снаряды скорострельных зенитных пушек, не поразив цели, разрывались в небе; харьковчане опасались града падающих осколков зенитных снарядов больше, чем бомбежек...

Честное слово

В начале сентября мой отец, Александр Васильевич Трофимов, тщательно следивший за сообщениями Совинформбюро, пришел к окончательному выводу о том, что негоже ему, 41-летнему мужчине, хотя и со слабым зрением, оставаться дома, и он добился того, что райвоенкомат прислал ему повестку о призыве на действительную службу. С женой, Марией Марковной, и младшими сыновьями - шестилетним Левой и одиннадцатимесячным Володей - он простился дома. Я один провожал его до Алексеевки. Шли пешком, в дождливую погоду. Там, на сборном пункте райвоенкомата мы обменялись верхней одеждой: отец отдал мне полушубок, сшитый еще в Туапсе из шкуры убитого им медведя, а себе взял мое суконное полупальто.

Перед расставанием он взял с меня честное слово, что в самое ближайшее время я отвезу маму с братишками в Ташкент. Военкомат меня не задерживал, и числа 17 сентября, когда Харьковщина уже считалась прифронтовой областью, мы с мамой втиснулись в тамбур набитого беженцами поезда, следовавшего до Лозовой. Эту крупную узловую станцию немцы бомбили давно и с ожесточением, но, к счастью, вокзал им так и не удалось разрушить. В эвакопункте Лозовой мы находились около трех суток и каждую ночь были свидетелями того, как юнкерсы (бомбардировщики) в сопровождении истребителей - мессершмиттов или хенкелей, несмотря на огонь зениток, все-таки сбрасывали на депо и стоявшие на путях составы свой смертоносный груз.

Числа 20 сентября мы двинулись на восток, в сторону Донбасса. В памяти остались станции, где эшелон попадал под бомбежки (Славянск, Краматорск, Константиновка, Дебальцево). Были два или три случая, когда в связи с разрушениями железнодорожных путей наш поезд направляли то на север, то на юг, а потом мы снова оказывались в уже знакомом Дебальцеве...

На двухъярусных деревянных нарах нашего пульмана располагались более десятка семей (женщины, дети, старики), главным образом из Западной Белоруссии, и некоторые из них не имели даже сменной пары белья. На всех крупных станциях хотя бы раз в день мы, подростки, во главе со старшим вагона бежали в эвакопункт или к военному коменданту, где получали талоны на горячий обед или сухой паек. На некоторых небольших станциях или разъездах нам удавалось купить в магазинах консервы или сладости, причем без карточек и еще по довоенным ценам. Так как поезда следовали без расписания, по команде коменданта, то и я раза два отставал от своего эшелона и догонял его (на следующей большой станции) другим эшелоном. Где-то на 30-й день нашего странствования отстала от эшелона мама, и я двое суток нянчил, с помощью соседок по теплушке, грудного брата Вову. Возле Куйбышева она все-таки нас нашла. Помню, с какой болью она говорила об этих днях: ведь можно было нагнать только воинским составом, а ее военные долго не соглашались подвезти: не положено...

Рабочая карточка

После Куйбышева наш эшелон за четыре дня добрался до станции Чиили (там я учился в 1936 году в 5-м классе), затем миновали памятный для нашей семьи райцентр Яны-Курган, и примерно на 35-й день после отъезда из Лихачева паровоз доставил нас в столицу Узбекистана. После короткой остановки у родных мы отправились в город Мирзачуль Ташкентской области. Беженцев в Мирзачуле и его окрестностях оказалось очень много, и мы были рады, что старые знакомые уступили нам нежилую переднюю комнату с земляным полом и окошком во двор. Кто-то пожертвовал топчан, матрацы, подушки, одеяла, посуду и кухонную утварь. На выдававшееся государственное пособие (50 рублей в месяц на ребенка) можно было выкупить полагавшиеся по карточкам хлеб и набор продуктов (сахар, жиры и крупы). Поэтому мама сразу же пошла работать (в стрелковом тире). Я иногда подменял ее и вволю стрелял из «воздушного» ружья по мишеням. При первой же возможности я тоже поступил на вечернюю работу (днем посещал, хотя и нерегулярно, уроки в 10-м классе) - стал трудиться заведующим клубом районной детской технической станции. Позже я расстался со школой и поступил работать помощником машиниста холодильной установки на городской молочный завод. Зарплата здесь была мизерной (200 рублей в месяц, только за килограмм хлеба, риса или мяса надо было отдать около ста рублей), но теперь карточку я получал рабочую, и хлеба мне полагалось не 300, а 600 граммов в день. Главное же заключалось в том, что на заводе все работники получали по твердым государственным ценам до двух литров обрата (сепарированного молока), а иногда и полкило брынзы или обезжиренного творога. Продукты эти являлись важным подспорьем в питании, особенно годовалого братишки.

Самым радостным днем после воинского Парада на Красной площади, посвященного 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, стало 12 ноября, когда мама получила первое письмо-треугольник от главы нашей семьи - отца Александра Васильевича. Из этого и последующих трех писем я узнал, что отец и его товарищи пешим порядком прошли до саратовского Поволжья, где их определили в какую-то часть.

Учёба в авиаучилище

В начале июня 1943 года райвоенкомат удовлетворил мою просьбу и направил на учебу в авиаучилище, находившееся в Коканде. По прибытии в этот древний узбекский город стало известно, что Харьковское военное авиационное училище связи (ХВАУС) готовит не летчиков, а начальников связи авиаэскадрилий, командиров радио- и проводных средств связи. Наше самолюбие новичков успокоилось, когда увидели в числе абитуриентов солдат и сержантов с боевыми медалями и даже несколько штурманов с кубиками в петлицах, которых обязали переучиваться на связистов.

Приемная комиссия определила меня в радиобатальон, учебная нагрузка была максимально большой: каждый день по 12 часов обязательных занятий - четыре двухчасовые пары, проводимые офицерами-преподавателями, и две пары - самоподготовка. Самым близким моим товарищем по учебному отделению стал москвич Сергей Цюрупа (племянник известного наркома продовольствия в правительстве В.И. Ленина) - скромный, очень начитанный юноша, но, как и я, небогатый здоровьем. В первые полгода нас выматывали занятия по строевой и физической подготовке, особенно в 40-градусную жару. Бегал я лучше многих других. Сносно перепрыгивал через «коней», но на турнике и брусьях работал неважно. По всем другим предметам мы с Цюрупой успевали на «хорошо» и «отлично». Я неплохо стал разбираться в электро- и радиотехнике, лучше многих других передавал на ключе «морзянкой» и принимал на слух, назубок знал код и все изучаемые радиостанции (РБ, 5-АК, II-АК, РСБ нескольких модификаций, американские В-100, СЦР-299 и 399), разбирался в телефонно-телеграфной аппаратуре и прокладке полевых линий, двигателях внутреннего сгорания (Л-3, Л-6), аккумуляторах. Организация связи, общая тактика и тактика ВВС, история ВКП(б), стрелковая подготовка и другие предметы также давались без особого труда.

Программа нашего обучения в училище была рассчитана на 10 месяцев, но приказом главкома ВВС нас оставили еще на 10 месяцев - для овладения новой радиотехникой. Многие из нас возмущались, писали рапорты с просьбой о направлении в действующую армию, хотя бы даже сержантами. Но после того, как несколько курсантов, особо рьяно добивавшихся отправления на фронт, чуть было не попали под суд военного трибунала, жизнь постепенно вошла в прежнее русло.

Я уже легко принимал на слух и передавал на ключе цифровой и буквенный тексты со скоростью 18 - 20 групп в минуту. Довольно сносно разбирался в схемах радиостанций, мог быстро устранять типичные неисправности в передатчиках, приемниках и силовых установках, разбирался во всех типах самолетов, тактике связи и тактике ВВС, организации радио, проводной и телеграфной связи, твердо знал стрелковое оружие и гранаты, все уставы, а также правила несения караульной и патрульной службы.

Все мы внимательно следили за событиями на фронтах, радовались, что после разгрома немцев под Сталинградом и победоносной битвы под Курском летом 1943 года Красная армия уже не уступает своей инициативы. В канун 26-й годовщины Великого Октября был освобожден Киев, в это же время командование произвело реформирование учебных подразделений, в ходе которого я и добрая половина моих сослуживцев были допущены к выпускным экзаменам на май 1944 года. После выпускных экзаменов нас послали в близлежащий колхоз для сбора дынь и арбузов. А как только из Москвы пришел приказ о присвоении нам звания «младший лейтенант», выдали числа 10-го августа новенькое обмундирование. По форме одежда была такой же, как и у рядовых, но с той разницей, что гимнастерка и галифе были из английского светлого шевиота, кожаный ремень - пошире, но без медной пряжки со звездой. Выдали суконные пилотки, но мы уже самостоятельно приобрели фуражки, на которые нацепили самодельные проволочные кокарды - «капусты», свитые из проволоки, намотанной на иголку. У меня имелись купленные на базаре хромовые сапоги, а кирзовые я оставил для зимы. Английскую шинель солдатского покроя частный портной перешил (но очень неудачно) по офицерскому образцу. Впоследствии мне удалось поменять ее на нашу, русскую, но большего размера.

Офицерская служба

Назначение я получил на Закавказский фронт. У меня была возможность остаться командиром учебного взвода в отдельном батальоне связи 11-й воздушной армии, где уже служили выпускники нашего авиационного училища связи. Но я напросился в боевую часть, а таковым тогда был 25-й Краснознаменный истребительный авиаполк, базировавшийся на аэродромах Еревана и Ленинакана. Так что первым местом моей офицерской службы в качестве командира радиовзвода стал поселок Нароговит, находившийся в нескольких километрах от столицы Армянской ССР, где располагался и мой 501-й батальон аэродромного обеспечения (БАО).

Я принял личный состав, в том числе четырех девушек-радисток, мощную радиостанцию II-AK, установленную на автомашине ЗИС, с помощью которой поддерживалась круглосуточная связь со штабом Воздушной армии в Тбилиси, другими соединениями. Повседневного внимания требовала работа экипажа радиостанции, обслуживавшей на летном поле связь командиру авиаполка или руководителю полетов с истребителями «Аэрокобра», выполнявшими боевые задания в воздухе, или со взаимодействующими сухопутными частями. На наш аэродром совершали посадку и самолеты, летавшие в дружественный Иран, где, кстати, бывали представители и нашей части.

Не прошло и трех месяцев службы в Нароговите, как меня перевели на такую же должность в роту связи в 505-й батальон аэродромного обеспечения, дислоцировавшийся в городе Ленинакане и обеспечивавший полеты эскадрильи того же 25-го истребительного полка. Наш «Казачий городок», построенный еще в царские времена, находился вблизи границы: из окна своей казармы я видел уже Турцию. Здесь, в роте связи, мне поручили вести занятия с солдатами 1926-1927 годов рождения (ныне они входят в организацию «Последний военный призыв») с задачей подготовить их к практической работе на радиостанциях и к сдаче норм на радиста 3-го класса. Все ребята в этой группе оказались со средним образованием и поэтому сравнительно легко усваивали лекции по электро- и радиотехнике, схемы передающей и приемной аппаратуры, правила радиообмена и др. Добрая половина моих выпускников со временем стали кадровыми офицерами.

Отважился на дуэт

В начале весны 1945 года наш гарнизон многократно увеличился за счет гвардейской штурмовой авиадивизии, которая до этого участвовала в боях на Балканах. Среди офицеров-связистов этой дивизии нашлись выпускники авиационного училища связи, которое оканчивал и я сам (ХВАУС), которые в доверительной беседе сказали мне, что их прислали в Ленинакан для участия в боевых действиях против Турции, так долго дружившей с гитлеровским правительством и заставившей правительство СССР держать в Закавказье войска, столь необходимые в борьбе с фашистской Германией.

К счастью, через неделю после взятия нашими войсками Берлина фашистская Германия капитулировала. Об этой Великой Победе советского народа мы узнали часа в два ночи, проснувшись от пулеметных очередей, раздававшихся со стоявшего неподалеку бронепоезда. Какой-то офицер-шутник в коридоре нашего общежития прокричал: «Война с Турцией началась!» И мы на первых порах поверили этому... Когда же выяснилась действительная причина всеобщего переполоха, мы, группа офицеров, поехали на подвернувшейся полуторке в центр Ленинакана. Народ здесь ликовал вовсю, и нас как военных на радо стях угощали домашним вином.

Вечером 9 мая в центре Казачьего городка была сооружена сцена, на которой выступали оркестры, танцоры и певцы. Даже я отважился с девушкой-радисткой выйти на эту сцену и исполнить дуэтом знаменитую «Землянку».

Многие, в том числе и я, радовались Великой Победе со слезами на глазах. Мой отец, Александр Васильевич Трофимов, так и погиб весной 1942-го на полях Смоленщины. И я до сих пор не смог установить, где же именно покоится его прах…

Печатается по кн. Трофимов Ж.А. «С высоты 80 лет». Ульяновск: ГУК «Ульяновская областная научная библиотека им. В.И. Ленина», 2004. 198 с.; ил., с. 37 - 55.

Подготовила к печати Лидия Берч

Читайте наши новости на «Ulpravda.ru. Новости Ульяновска» в Телеграм, Одноклассниках, Вконтакте и Дзен.

952 просмотра

Читайте также