Мечтал снять победу. Последнее интервью летописца 15-й бригады Олега Ракшина
Это интервью мы записали в начале декабря: корреспонденты ИД «Ульяновская правда» впервые выехали на позиции 15-й Александрийской бригады. Там нас тепло встретил Олег Ракшин - военный корреспондент, гвардеец, документалист. Вернувшись, пересматривали видеоматериалы, готовились монтировать... А 26 декабря он погиб. «Режиссёр» ехал снимать ребят на передовую, был тяжело ранен после попадания ФПВ-дрона и в сознание уже не пришел.
Олег пришёл на фронт добровольцем, когда ему было за пятьдесят. До войны его хорошо знали как в Самарской области, так и в других регионах России — как документалиста, краеведа, автора фильмов о самарской истории. На передовой стал военным фотографом и летописцем 15-й гвардейской бригады — легендарных «Чёрных гусар». Здесь служат и многие бойцы из Ульяновской области.
Его проект «Лица армии» показал стране тех, кто обычно остаётся за кадром. Снайперов, сапёров, медиков — людей с именами и судьбами. За эту работу он получил Георгиевский крест.
Олег мечтал снять последний, победный кадр. Этот кадр за него сделает кто-то другой. А пока — его последнее интервью. О войне, пропаганде, фотографии и выборе, который делает каждый военный журналист.
Рождение легенды
— Как родилось ставшее уже легендарным сообщество «Чёрных гусар» на 20 тысяч подписчиков…
— Паблик начал рождаться в ЛНР в 2023 году. Конечно, мы тогда не предполагали, что он будет десятитысячником, двадцатитысячником и так далее. Но прилагали к этому максимум усилий. У меня, у моей супруги Галины, которая является одним из администраторов канала, была идея сделать такой телеграм-канал, который бы в какой-то степени задавал планку медиаконтента. Потому что к тому времени мы уже посмотрели, ознакомились с работами наших коллег, с работами противника — и поняли, что мы в плане картинки не выигрываем точно.
Если, например, украинцы уже в 2022 году не стеснялись использовать в полный рост компьютерную графику, работали с продакшн-студиями, выкладывали на YouTube многочасовые интервью со своими военнослужащими... Я понимаю, зачем это делается. Это делается в первую очередь для того, чтобы зрители, многотысячная аудитория, слушая интервью с неким военнослужащим, начинала испытывать к нему симпатию. И через эту симпатию к одному человеку она начинала бы совершенно по-другому смотреть на ВСУ в целом.
В тот момент — и до сих пор — телеграм-каналы и вообще ресурсы, которые освещают специальную военную операцию, не делают часовых, полуторачасовых интервью с бойцами. А зря. Стараются короткими формами отделываться. На мой взгляд, это большая ошибка.
— Удалось добиться поставленной задачи?
— Думаю, что во многом это получилось. Как это выражается? В первую очередь мы, наверное, одни из немногих — а возможно, единственные — в рамках небольших телеграм-каналов делаем профессиональные фоторепортажи. Немногие берут полноценное интервью с бойцами. Мы сделали несколько рубрик: «Лица армии» с фотопортретами, «Хроника войны» с репортажными фотографиями, «Фронтовые истории» с короткими историями от бойцов.
Рубрика «Наши» — это фотопортрет бойца с расписанным интервью. Кстати, о том, что к этой рубрике мы пришли, можно сказать так: не было бы счастья, да несчастье помогло. То есть нам запрещали делать длинное видеоинтервью. Но мы решили: давай-ка мы сделаем фотопортрет с расписанным аудиоинтервью. И что самое интересное — наш противник стал нас в каких-то вещах копировать.
У меня полное ощущение, что мы вообще сражаемся с зеркалом. Даже 47-я бригада, с кем мы постоянно сражаемся на протяжении практически двух лет. Я не знаю того человека, кто монтирует им ролики, кто ведёт их телеграм-канал. Но я знаю чётко, что они нас внимательным образом отслеживают.
Пропаганда ужасов
— Почему Украина первой начала так активно работать в медиапространстве?
— Они полностью перенимают модель западной пропаганды. В слове «пропаганда», как вы понимаете, нет ничего плохого — это всего лишь одна из форм донести свою точку зрения до зрителя. Украинская пропаганда практически полностью копирует модель западной пропаганды. Причём именно в тех формах, от которых Запад уже отошёл.
Например, в годы Первой мировой войны англичане создали так называемую пропаганду ужасов. То есть выдумывали фейки, рассказывая о том, что немцы насилуют монашек, забрасывают детей во рвы, варят из погибших солдат мыло. На каком-то этапе это работало — добровольцы, возмущённые положением дела, подписывали контракт, шли на фронт воевать с немцами. А после войны оказалось, что практически всё, что писали английские и американские газеты, — это неправда.
Маятник качнулся в обратную сторону - в годы Второй мировой войны, когда кто-то стал писать про газовые камеры, про массовое уничтожение евреев, уже не верили. И западные военные пропагандисты в конечном итоге пришли к выводу, что ложь — это самый большой враг пропаганды.
Украинцы стали опираться именно на те заросшие мхом пропагандистские штампы, от которых уже отошли давным-давно на Западе.
— Вы думаете, там до сих пор верят в свою победу?
— Я думаю, до сих пор верят. Они полностью уверены, что они победят в этой войне. Не все, конечно, но они в это верят. Они сражаются. Может быть, уже не с огоньком, как в 2022–2023 году, но сражаются.
— Ваше сообщество направлено на нашу аудиторию. Вы не только выкладываете посты, но и общаетесь с родственниками?
— Изначально предполагалось, что паблик будет формировать образ бригады. Некий положительный образ. Это нормальная ситуация. Потом оказалось, что мы обязаны общаться с подписчиками канала, в первую очередь с родственниками. В силу объективных причин мы не можем на подавляющее большинство вопросов давать какие-то ответы. Почему? Потому что это не в нашей компетенции — рассказывать о судьбе того или иного бойца. Я могу узнать, и часто я знаю, что с этим человеком произошло, но я не имею права отвечать на этот вопрос. Есть официальные органы.
Часто обращаются бойцы, которые попали по ранению в госпиталь, потеряли документы. Им нужно каким-то образом донести информацию до командования, что они живы, они в госпитале. И вот такой канал связи.
Но, как оказалось, к нам довольно часто пишут и родственники украинских бойцов. Когда я публикую фотографии с погибшими военнослужащими ВСУ, эти фотографии расходятся по соответствующим пабликам. И пишут: «А вы не можете более крупным планом снимать лицо погибшего человека?» У нас из 30 тысяч подписчиков несколько тысяч подписчиков оттуда.
Документалист едет на фронт
— Вы были одними из первых в стране, кто начал открыто публиковать бойцов без масок, без балаклав.
— Мы стали публиковать бойцов без балаклав, потому что была дана команда. Но тут, пожалуй, надо начать с того, в какой момент я вообще к фотографии пришёл. Я же документалист, ваш коллега.
Мы с супругой довольно долго снимали документальные фильмы на краеведческую тематику, в первую очередь на самарскую. Потом в какой-то момент мне это настолько надоело — заниматься кино. Ну, в первую очередь просто искать деньги. Помню, мы снимали фильм «Волга в огне» — я настолько выгорел, что в Волгограде просто загремел в реанимацию с подозрением на инфаркт. Ты делаешь, делаешь, делаешь, ищешь деньги. Те, кто должен деньги дать (допустим, в лице государства), не особо тебе идут навстречу.
И я спросил у жены: что делать-то, чем мне заниматься? Она говорит: «Ты же фотографируешь. Займись фотографией. Что ты любишь больше всего делать?» - «Фотографировать людей, фотографировать лица». - «Займись портретной фотографией». Я начал изучать творчество великих.
Знакомился с творчеством английского фотографа Рори Льюиса, который является официальным фотографом двора Её Королевского Величества. Один из его проектов так и называется — «Лица армии». Фотопортреты военнослужащих Королевских вооружённых сил, военнослужащих армии США.
Я пришёл в политотдел Второй общевойсковой армии. Говорю: «Смотрите, вот такая тема». Они говорят: «Отлично, снимай». А как снимать? Нужен постоянный доступ к лицам военнослужащих. Случилась СВО.
Мы стали ездить за ленту, возить гуманитарную помощь. В пункте столового обеспечения второй армии получилось сфотографировать двух бойцов, стоящих у шлагбаума. И вот эти две фотографии стали основой проекта «Лица армии». Тогда было всё секретно-секретно, ни о каких открытых лицах речи не шло. Но, с другой стороны, этот образ закрытого лица — когда зрители видят только глаза — сформировал некий контекст.
Я думал, в каком виде фотографировать человека, какой референс должен быть. Пришёл к выводу, что это должны быть современные рыцари. За основу - поза, расположение рук, положение тела человека - я стал брать картины рыцарей эпохи Возрождения. Они, как правило, в рыцарских шлемах с закрытыми забралами. И маска оказалась в какой-то степени неким аналогом этого закрытого забрала.
Получился целый фотопроект «Лица армии». Это стало определённым продолжением фотопроекта «Жёны героев» — я фотографировал женщин, жён военнослужащих Второй армии. Фотоальбом с этими фотографиями подарили президенту России.
Потом — наверное, лето 2024 года — руководитель пресс-службы Центрального военного округа сказал: «Олег, всё, мы снимаем без балаклав. Страна должна знать своих героев».
— Сами-то бойцы хотели снимать балаклавы?
— По-разному было. Первый вопрос, конечно: «Можно как раньше — в балаклаве или можно без балаклавы?» Ну, пожалуйста. Основная масса фотопортретов сделана на передовой. Там есть просто возможность фотографировать. К сожалению, очень многих ребят уже нет в живых.
Самую первую фотографию я сделал — восемь человек бойцов было. От противника метров пятьсот-шестьсот было. Там же я своё боевое крещение принял, помню, в этот день. Восемь человек. Сейчас из этих восьми жив только один.
Бессмертные гусары
— Как родился образ Чёрного гусара?
— Я являюсь членом военно-исторического клуба «Бессмертные гусары». История возрождения Александрийского полка интереснейшая. Хотя бы потому, что это единственный случай в современной истории, когда был реально, юридически возрождён полк Русской императорской армии. История которого насчитывает почти 300 лет.
Непродолжительный срок гусарский Александрийский полк квартировался в Самаре — буквально несколько лет. Но он оставил настолько большой отпечаток в облике Самары, в её истории, что это был просто вопрос времени, когда что-то подобное произойдёт. И благодаря усилиям неравнодушных ребят так получилось, что 15-я отдельная мотострелковая бригада получила историческое наименование пятого гусарского Александрийского полка. Александрийская бригада.
— Насколько стало сложнее работать после того, как беспилотники стали повсюду? Можете ли вы теперь выезжать на передовую?
— Я это называю ФПВ-революцией. Это так и есть — ФПВ-революция. Я думаю, что подавляющее большинство населения России мало того что не представляет в принципе, что происходит за лентой, — они ещё не представляют, насколько изменилась тактика, да и вообще всё, что происходит на фронте.
Ещё год назад ситуация была немножко другой. ФПВ-дроны были, они были и в 2023 году. Но такого массового применения, конечно, не было. Это эпохальное событие — появление ФПВ-дронов. Как любое эпохальное событие — появление танков, появление аэропланов, появление пулемётов — оно рано или поздно отразится на жизни каждого человека.
Не только на рисунке современного боя, когда бойцам приходится идти, например, по 10, 15, 20 километров, чтобы только дойти до врага. И только потом, если боец дойдёт, вступить с ним в бой. Раньше ходили на ноль, нагружали себя боекомплектом и провизией, чем угодно. Сейчас боец идёт как? На нём бронежилет, автомат, буквально несколько магазинов, бутылка воды, пауэрбанк для рации и пончо для защиты от тепловизора. Всё остальное ему сбрасывают дронами-доставщиками.
— В вашей бригаде выходит фронтовая газета — бумажная. Есть ли ей место в современной войне?
— Да. В нашей бригаде есть фронтовая газета. Настоящая фронтовая газета — не какой-то там листок боевой, а прямо газета с разворотами, с разделами, с цветной печатью, с профессиональной вёрсткой. Газета называется «Александрийцы». Создали эту газету в конце 2022 года. Мне посчастливилось работать с этой газетой в качестве редактора, автора, фотографа.
Конечно, газета как некий печатный продукт в классической своей форме, я думаю, никуда не денется. Даже несмотря на то, что у всех бойцов есть смартфоны, не у всех бойцов есть возможность выхода в интернет. Если, например, специальные люди доставляют продукты, боеприпасы на передовую, им ничего не стоит взять с собой несколько газет. Когда люди сидят по месяцу, по два и по три в норах (в прямом смысле этого слова), живое слово, которое несёт газета, дорогого стоит. Читают, перечитывают, зачитывают до дыр.
Снимать всегда
— Вы рассказывали, как вас контузило...
— В какой-то степени это будет продолжение ответа на ваш вопрос по поводу ФПВ-дронов. Насколько поменялся характер ведения войны. Он ведь не только отражается на стратегии, тактике, логистике современной войны. Но даже для меня, как для военного корреспондента, военного фотографа, много что изменилось. Если я, например, в 2023 году мог прогуливаться на ноль совершенно спокойно — ну да, я прятался от дронов-сбросников, ну да, я под миномётным обстрелом бывал — хотя, в общем-то, как раз в 2023 году один из первых попал под ФПВ-дрон. Только-только они появились. Операторы были неопытные — это и сохранило жизнь.
Сейчас ситуация совершенно другая. Ты идёшь и понимаешь: вот у меня есть фотоаппарат, у меня есть автомат. И ты находишься постоянно между выбором трёх «С», я это так называю, — сбежать, стрелять, снимать. Вы не представляете, какое колоссальное количество кадров я не снял. Интереснейших кадров! Только по той простой причине, что я был в режиме ожидания нападения дрона. Бывало, там бросаешь камеру просто в кусты, бегаешь, отстреливаешься.
Один раз ехал — погибших мы везли. Я впервые в жизни положил автомат на них, аппаратуру положил. Ехал, снимал с камерой — совершенно потрясающая картинка была. И вылетел дрон-«ждун». Нам пришлось выпрыгивать на ходу из машины. Выпрыгнул, камеру не уронил, автомат куда-то улетел. Машина перевернулась. Все успели выскочить. Прилетел второй дрон, добил её. Потом ещё сбросник прилетел, её дожёг. Пришлось оставаться ночевать в посадке. Это было как раз перед перемирием 7 мая этого года.
За мной две машины отправили, чтобы вытащить. Одну машину сожгли. Вторая сбежала — водителю удалось по минному полю просто выехать.
Очень тяжело понять, в какой момент тебе нужно снимать. Я для себя сделал главное правило: нужно снимать везде и всё.
Ехали на машине. Я сидел на заднем сиденье, со мной ещё было два пассажира слева от меня. Я рюкзак обычно с аппаратурой ставлю на колено. Но тут я поставил позади себя рюкзак. Думал: включить камеру или не включить? Поскольку только-только рассветало, было по-серому — я понимал, что картинка будет так себе. Я решил не включать камеру.
И буквально через 10–15 минут, как мы отъехали, мне буквально под сиденье прилетел ФПВ-дрон. Взрывная волна прошла через рюкзак, всю аппаратуру искрошила. Попала в бронежилет соседа слева, к счастью, не причинив ему вреда. Пассажира, который сидел вперед, вынесло взрывной волной. Я побежал ему оказывать первую помощь. Вначале его искал, не нашёл — оказывается, он убежал в посадку. Когда в посадке его нашёл, выяснилось, что он умудрился пробежать метров тридцать с двойным открытым переломом ноги.
Я оказал ему первую помощь. Как раз в этот момент второй ФПВ-дрон летал над нами. Контролил, но почему-то не добил. Улетел. Там вообще интереснейшая история была. Но факт тот, что я пожалел, что не включил камеру. Это был бы такой шикарнейший боевой репортаж. Я для себя сделал вывод, что я всегда снимаю. Всегда снимаю. Но не всегда получается.
Ещё история на эту тему. Была поставлена задача сфотографировать, как поднимают знамя над населённым пунктом Сокол. Как раз шёл штурм. Я двигался с сопровождающими. Метров пятьсот мы топали. Я помню, что я не снимал. Вот фотоаппарат у меня висел на шее. Автомат, фотоаппарат. Я иду и ничего не снимаю. Эту картину я часто видел: ты идёшь, впереди и сзади тебя идут бойцы. Вокруг убитые валяются. Обратно тащат убитых или раненых. Очень часто видел. И просто не нажимал на спуск фотоаппарата.
И сфотографировал только один кадр. Я увидел бойца, которого разнесло на куски. Я сфотографировал. Потом себя ругал. Думал: надо же - ищу какой-то красивый кадр. Не ищу документалистики, не снимаю историю. Ищу какой-то красивый кадр. Насколько это можно назвать красивым.
И обдумав, долго на эту тему рефлексировал, понял, что всё, Ракшин, ты снимаешь всё. Вообще всё. Потому что ты не знаешь, в какой момент у тебя получится снять историю.
Постскриптум
Говорят, у каждого врача есть своё личное кладбище. То же можно сказать о военных корреспондентах.
Не под запись Олег показывал нам свои архивы — десятки, сотни фотопортретов людей, которых уже нет. Это было его личное кладбище — галерея бессмертных гусар, которая с каждым месяцем становилась всё больше.
Такое кладбище есть у каждого, кто снимает, пишет, запоминает. Есть и у нас.
26 декабря Олег Ракшин занял своё место в этом строю — но уже по другую сторону объектива.
Олег не снял свой кадр победы, о котором так мечтал. Но он сделал главное — сохранил для вечности лица тех, кто эту победу приближал.
Теперь он с ними: с теми, кого успел снять, и с теми, кого не успел.
Посвящается памяти Олега Ракшина и всех военных корреспондентов, не вернувшихся из боя.
Фото: тг-канал «Черные гусары»
Читайте наши новости на «Ulpravda.ru. Новости Ульяновска» в Телеграм, Одноклассниках, Вконтакте и MAX.