Симбирск 1918 года. Муравьёвский мятеж по воспоминаниям очевидцев. Часть 2

Ситуация в начале июля 1918 года в Казани, где на тот момент находилось руководство Восточного фронта, была очень опасной, к городу стали стекаться силы КОМУЧа (авт.: Комитет членов Учредительного собрания - первое антибольшевистское Всероссийское правительство России). 

Реввоенсовет предписал Главкому Восточного фронта Михаилу Артемьевичу Муравьёву выехать на фронт. Отплытие было назначено на 9 часов утра 10 июля. Но Муравьёв перехитрил своих бдительных контролёров. Отлучившись якобы для прощания с супругой, он с большой группой верных сил, около тысячи человек (авт.: называют разные цифры), прибыл на пристань, где его поджидала штаб-яхта «Межень» - та самая, на которой когда-то в Симбирск приплывал Пётр Столыпин – премьер-министр царской России.

В 4 часа утра «Межень» на борту с Муравьёвым взяла курс на Симбирск. В воспоминаниях зафиксирована разная информация, когда Муравьёв прибыл в Симбирск: кто пишет, что в 5 вечера, кто-то – в 7 вечера, а кто-то – в девять вечера.

Симбирск.

Как только Муравьёв ступил на симбирский берег, он распорядился разослать телеграммы. Первая предназначалась Совнаркому и всем начальникам отрядов:

«Защищая власть Советов, я от имени армии Восточного фронта разрываю позор Брест-Литовского мирного договора и объявляю войну Германии. Армии двинуты на Западный фронт».

Михаил Муравьёв, 1916 год.

Следующая телеграмма была с обращением к народным массам:

«Всем рабочим, крестьянам, солдатам, казакам и матросам. Всех своих друзей, бывших сподвижников наших славных походов и битв на Украине и юге России ввиду объявления войны Германии призываю под свои знамёна для кровавой последней борьбы с авангардом мирового империализма - германцами. Долой позорный Брест-Литовский мир! Да здравствует всеобщее восстание!»

Заодно он обратился и к чехословакам:

«От Самары до Владивостока! Всем чехословацким командирам! Ввиду объявления войны с Германией я приказываю вам повернуть эшелоны, двигающиеся на восток, и перейти в наступление к Волге и далее на западную границу. Занять по Волге линию Симбирск, Самара, Саратов, Царицын, а в северо-уральском направлении — Екатеринбург и Пермь. Дальнейшие указания получите особо». 

Тем временем муравьёвские сподвижники, такие, как Беретти, Мудрак, Чудиношвили и другие, стремительно захватили почту, телеграф, вокзал, беря город под свой контроль.

Командарм 1-й Красной армии Михаил Тухачевский, как только узнал, что теплоход с Главкомом на борту причалил к берегу, сразу же поехал на пристань. Но там его арестовывают. Такого поворота событий командарм никак не ожидал. Накануне он собирался встретиться с Муравьёвым, чтобы оспорить наступательную кампанию Главкома.

Позже в мемуарах он этот момент описал:

«Когда я приехал на пристань, то был неожиданно арестован. Исполком, к счастью, опоздал, его автомобиль был занят. И Муравьёв, не дожидаясь его, уехал на вокзал «Симбирск-1», где стоял дивизион броневых автомобилей. Он произнёс зажигательную речь, причём пустил провокационную ложь, будто бы я хотел расстрелять Беретти – командира дивизиона. Вся команда перешла на его сторону и хотела меня тут же расстрелять, но не успела, так как Муравьёв очень торопил дивизион к зданию Совета».



 

В это время здание Совета (кадетский корпус) уже находилось под прицелом пушек шести броневиков.



 



 

Здание бывшего Симбирского кадетского корпуса, в 1918 году здесь находился Губисполком.

Тухачевского оставили на станции под арестом:

«Когда Муравьёв с броневиками уехал к Совету, где последний был окружён, я остался арестованным в одном из вагонов команды броневиков, окружённый часовыми и немногими красноармейцами. Когда среди них улеглось первое возбуждение, я начал агитацию против Муравьёва. На вопрос одного из них, за что арестован, я ответил: «За то, что большевик». Это произвело сильное впечатление, так как почти все они были большевики. Я им объяснил, что происходило в это время в Москве. Тут они поняли, что пошли против себя, примкнув к Муравьёву. Они много совещались и тайно послали, наконец, делегатов к своим товарищам к Совету. В то же время члены Исполкома агитировали всех солдат».

Так получилось, что председатель губкома РКП(б) Иосиф Михайлович Варейкис не попался в руки мятежников, немножко «помогли» освобождённые из тюрьмы Муравьёвым матросы-анархисты.

Председатель губкома РКП(б) Иосиф Михайлович Варейкис.

Вот воспоминания Варейкиса:

«Муравьёв потребовал, чтобы к нему на пароход приехали президиум Совета, начальник связи Сергей Измайлов и председатель чрезвычайной комиссии товарищ Левин. Ничего не подозревая, я и председатель Совдепа пошли в штаб симбирской группы войск, чтобы оттуда вместе с остальными лицами, которых вызвал Муравьёв, выехать на пароход. Кстати, пришлось задержаться, пока нам подавали автомобиль. В это время на Гончаровской улице произошёл взрыв бомбы. Мы бросились туда. Оказывается, шли трое пьяных, еле державшихся на ногах матроса. Один из них около памятника (авт.: памятник Александру II, на перекрёстке современных улиц Гончарова, Бебеля и Энгельса) бросил бомбу. Мы пытались их задержать, но они сели на извозчика и уехали». 

Александр Швер – редактор газеты
«Известия Симбирского Совета крестьянских, рабочих и солдатских депутатов».

Молодой 20-летний Александр Швер (авт.: редактор газеты) решил проследить за этими матросами:

«Матросы взяли извозчика. Мы берём второго и следуем за ними. Извозчик с матросами направился под гору – мы за ними. Мы несколько замешкались и потеряли их из виду. На середине горы нам попадается отряд человек 100-200 под командованием двоих-троих военных, одетых в черкесскую форму. Мы решили, что это один из муравьёвских отрядов. Останавливаем извозчика и обращаемся к начальнику отряда с просьбой сообщить, не попадались ли ему             навстречу пьяные матросы. Черкес в ответ кивает головой. Мы его просим отправить несколько человек вдогонку матросам, чтобы их арестовать, но он решительно и даже грубо отказывается. Пришлось нам одним продолжать преследование. Около пристани мы заметили довольно странное подозрительное оживление. Прежде всего, нам бросилась в глаза небольшая группа вооружённых китайцев в солдатской форме. Они… кричали «ура!» и ещё что-то по-китайски. Мы заинтересовались и спросили, в чём дело. «Война конец», - ответили нам китайцы и больше ничего не могли объяснить. Этот лаконичный ответ нас ещё больше заинтересовал».

Рабочие-китайцы в рядах Красной армии. Зауерлендер В.В.

Когда стали выяснять у русских, те объяснили, что главнокомандующий Муравьёв объявил, что Гражданская война кончилась, будет заключён мир с чехословаками и общими силами будем двигаться на немцев. Швер, естественно, не поверил. А один красноармеец для достоверности добавил: «Сам товарищ Ленин отдал такой приказ!».

Швер сразу же, поймав извозчика, помчался к Губисполкому. Навстречу в коляске везли большевика Бориса Николаевича Чистова, которого охраняли два матроса с ружьями. Арестованный подал знак, чтобы они не вмешивались.

Суматоха царила во всём.

«Не успели мы отъехать несколько шагов, как увидели скачущего во весь опор начальника городской милиции левого эсера. Он был красен и потен, как человек взволнованный, даже испуганный. Увидев нас, он замедлил галоп и остановился. Не слезая с лошади, он отрывисто рассказывал про события, происходящие в городе: «Бегите, спасайтесь! Муравьёв прислал отряд, захватил почту, расставил по всему городу пулемёты, окружил Советы, арестовал всех большевиков. Наверное, расстреляют, скрывайтесь! Прощайте!».

Уже позже они узнают, что 11 июля в 6 часов утра Ленин дал телеграмму, в которой говорится об измене Муравьёва, и объявил его вне закона:

«Бывший главнокомандующий на Чехословацком фронте, левый эсер Муравьёв объявляется изменником и врагом народа. Всякий честный гражданин обязан застрелить его на месте».

Фактически Москва объявила об этом, когда с мятежом и его зачинщиком было покончено. Ведь Симбирским большевикам, отрезанным от связи с центром, ночью с 10 на 11 июля пришлось действовать на свой страх и риск.

Троицкая гостиница.

Пока Муравьёв отдавал распоряжения из своего штаба в Троицкой гостинице (авт.: в этом здании сейчас располагается Министерство искусства и культурной политики региона), Варейкис и Швер ходили среди воинских частей, которые стояли около окружённого Симбирского Губисполкома и агитировали, объясняя ситуацию. Всё больше и больше людей переходило на их сторону, сторону большевиков, но Варейкис просил никаких решительных действий не делать, чтобы избежать массового кровопролития.

В Госархиве хранятся воспоминания стрелка Первого латышского полка Сергея Максимовича Аввакумова, написанные в 1960 году:

«Был праздничный воскресный день. Мы, бойцы, гуляли в большинстве своём на Новом Венце. Около 4-5 часов дня до нашего слуха донеслось два взрыва по направлению улицы Гончарова. Мы, все стрелки Первого латышского полка, бросились бежать к своему казарменному размещению. Достигнув Троицкой гостиницы, были крайне удивлены тому, что нашим глазам представилось то, что со стороны Советской улицы и Гончаровской улицы оцепление из вооружённых бойцов незнакомой нам части с пулемётами «Максим», по два с каждой стороны, направлено на бывший кадетский корпус. Некоторое время спустя мы в окна увидели, что со стороны улицы Гончарова подошла воинская часть в полной боевой походной форме силой одного батальона и остановилась развернутым фронтом против кадетского корпуса. А затем спустя несколько минут подошла автомашина с Главкомом Муравьёвым. Последний, войдя в вестибюль .. приказал построить полк без оружия. Мы были построены в несколько шеренг в гимназическом зале нижнего этажа. Затем появился в сопровождении большой свиты адъютантов, одетых в черкесскую и матросскую форму, сам Муравьёв, одетый в коричневый френч и синие брюки галифе, вооружённый маузером. Забравшись на большой стол, служивший трибуной, он выступил со следующей речью:

«Братцы! Довольно братоубийственной войны! Довольно проливать кровь братьев и отцов! У нас имеется общий враг – немец, который захватывает пядь за пядью Украину, с которым наше правительство заключило позорный сепаратный мир. Там, в Москве, хотя будут и против, но я как истый сын русского народа заключил с чехословаками мир и думаю, что русский народ откликнется на мой призыв и под моими знамёнами пойдут против захватчика немца: «Ура!». Мы, видя, что на улице напротив находится воинская часть в полном боевом снаряжении, приведённая Муравьёвым, это с одной стороны, и то, что нужно показать видимость того, что солидарны с речью, прокричали «Ура!», хотя и не совсем дружно. А это, видимо, вызвало дачу приказаний адъютантам вести наблюдения за дальнейшими настроениями полка, после чего Муравьёв удалился. Вскоре в помещения казарм зашли Иосиф Варейкис и Александр Швер. И мы попросили разъяснить содержание речи. Товарищ Варейкис нам разъяснил, что именно по этому вопросу они и зашли, чтобы рассказать нам о происшедшем. Муравьёв имеет свою честь арестовать большевистскую часть Совета и идти против центральной власти Советов. Мы имеем надежду на Первый латышский революционный стрелковый полк и можем ли рассчитывать на вашу помощь. Мы тут же ответили: «Советы и партия большевиков могут рассчитывать на помощь Первого латышского стрелкового полка».

Чтобы не обезглавить полностью Советскую власть в случае успеха Муравьёва, принимается решение отправить председателя губисполкома Михаила Гимова за пределы городского центра, чтобы в случае чего тот мог организовать отпор. Также Варейкис предлагает устроить заседание, на которое нужно пригласить Муравьёва, там его выслушать и подготовить засаду.

Члены Губисполкома 1918 года.

За несколько часов до полуночи удалось перевербовать войска. Верные наборщики тайком распечатали «Воззвание».

«В 12 часов ночи пришли несколько членов Исполкома, ими было решено созвать заседание Исполкома, - вспоминает Варейкис. – В дверь комнаты постучал товарищ Медведь и заявил, что пришла делегация от Курского броневого отряда и хочет с нами поговорить. Они заявили, что Муравьёв затевает что-то неладное против Совета. Мы объяснили, что Муравьёв перешёл на сторону чехословаков. В таком случае, заявила делегация, ни один броневик не выпустит ни одного снаряда по Совету. Посовещавшись, мы решили немедленно, как придёт Муравьёв на заседание Исполкома, арестовать его. Приступили к организации ареста. Члены фракции большевиков предложили мне руководить этой операцией».

Дальше вспоминает работник канцелярии Симбирского губисполкома Юлий Егорович Иванов:

«Для этого в помещении Губисполкома ввели несколько десятков латышей из московского отряда, которым командовал Медведь – здоровый сильный человек. Втащили пулемёт, который тщательно замаскировали. Красноармейцев тоже расставили не на виду. Была полночь тёплой тёмной ночи. Муравьёв в сопровождении губвоенкома Клима Иванова, адъютанта, телохранителей – вооружённых матросов, поднялся на второй этаж. Зал от коридора отделялся высокой массивной дубовой дверью. Когда Муравьёв вошёл с сопровождающими в зал, здесь, в коридоре у дверей, была поставлена его охрана - два матроса, которых, прикрыв дверь, легко и без шума обезоружили и увели латыши».

В смежных комнатах находились 120 человек, которые были верны Губисполкому.

Отряд симбирских красногвардейцев.

«Клим Иванов – левый эсер, по-видимому, знал про засаду и предложил перейти в другую комнату. Но я, чтобы избежать этого, просто объявил заседание открытым, таким образом, вопрос разрешился, - продолжает Иосиф Варейкис. – Мы остались в необходимой для нашей цели комнате. Сделав некоторое отступление, я предоставил слово Муравьёву».

Из воспоминаний Аввакумова:

«Муравьёв, чувствуя себя хозяином положения, что за ним идёт армия, не знает, что он, по существу, уже пленник, продолжает диктовать свою волю. До нас долетали отрывки фраз и речи. Членов Губисполкома не осмеливался называть «братцами», а называл «товарищами». И говорил: «Товарищи! Я решил образовать Приволжскую Республику (авт.: даже, по некоторым воспоминаниям, приглашал художников, чтобы нарисовать валюту этой республики), и думаю, что симбирские большевики не откажутся разделить со мной министерские портфели. На что послышалась реплика товарища Фреймана (авт.: зять краеведа Павла Любимовича Мартынова: «Мы Республику Советов на чечевичную похлёбку менять не будем!». Следуют удар кулаком по столу и окрик Муравьёва. Когда Муравьёв продолжал свою диктаторскую речь, мы увидели: через зал следуют четверо муравьёвских адъютантов с кипой бумаги в руках. Нам инстинкт подсказал не допустить их к Муравьёву, так как последний мог через них узнать о том, что в смежном зале большое количество вооружённых бойцов. Быстро принимаем решение: окружаем и обезоруживаем, отбираем бумаги, самих сажаем в карцер. Из отобранных бумаг обнаруживаем поздравительные телеграммы в адрес Муравьёва с разных мест. Нас это наэлектризовало, готовы ворваться в зал, но тут вышел товарищ Варейкис, которому вручили отобранные бумаги. В негодовании порывается учинить немедленную расправу, но товарищ Варейкис успокоил, говоря, что Муравьёв в наших руках, и мы должны его арестовать и предать суду революционного трибунала».

Дальше -  снова воспоминания Варейкиса:

«Наша фракция дала Муравьёву достойный отпор, называя его «авантюристом» и «шулером». Муравьёв нервничал, кусал губы. В заключительной своей речи я в резкой форме заявил, что мы не с вами, мы против вас. Во время заседания за дверью произошёл шум, меня стали вызывать в отряд: открывают дверь и машут руками. Мне несколько раз приходилось покидать место председателя и идти успокаивать. Муравьёв к концу заседания страшно побледнел, растерянно посматривал по направлению к двери, на его лице не было ни улыбки Наполеона, не удали Гарибальди, с которыми он себя сравнивал в тот вечер перед красноармейцами. Я объявил перерыв. Муравьёв встал в молчании. Все взоры направлены на Муравьёва. Я смотрел на него в упор. Чувствуется, что он прочёл в моих глазах что-то неладное. Для себя я сказал: «Я пойду, успокою отряд». Он повернулся и направился со свитой солдатским шагом к двери. Для слабых момент психологически невыносимый. В это время за дверью приготовились для ареста. Товарищ Медведь ждал условного знака, который я должен был ему подать в нужный момент. Муравьёв пошёл к выходной двери. Мне оставалось сделать шаг, чтобы взяться за ручку двери. Я махнул рукой».

И снова воспоминания Аввакумова:

«Время уже было далеко за полночь, и находились всё время в возбуждённом состоянии неясного положения конца исхода, но вдруг последовал возглас: «Вот он!». И мы увидели – в дверях стоит Муравьёв, а рядом с ним - стрелок-коммунист нашего полка, который взял за грудь Муравьёва. Действия стрелка Муравьёву показались слишком оскорбительными, осмелившись поднять руку на главнокомандующего. Последний выхватывает маузер с целью пристрелить смельчака, но тут же следует удар по руке, и заряд следует вверх. Тут же получает разряд и наше напряжённое состояние: сделав шаг назад, вскинув винтовки наизготовку к стрельбе, производим залп. Изменник, сражённый, упал навзничь в дверях. В момент произведённого залпа в помещении резонанс получился чрезвычайный: пули, ударяясь в стены и паркетный пол, делают рикошет, производя характерный свист. Следствием этого создалось впечатление об отходе ушедшего батальона и открывшего огонь. Кинулись бежать вниз к входам с тем, чтобы дать отпор. Когда зал был очищен, всё стихло. Вернувшись к двери, где лежал Муравьёв, мы застали его в предсмертной агонии. И сделав последний вдох, он умер».

Иллюстрация из книги «1918 год на Родине Ленина».

Так в пользу большевиков решилась судьба молодой республики Советов.

«Через несколько часов освободили арестованного Муравьёвым товарища Тухачевского, которому я передал командование, - вспоминает далее Варейкис. – Закипела обычная напряжённая работа».

Мятеж не прошёл без следа, он нанёс колоссальный удар по боевому духу войск. Когда изменником оказывается главком, то кому верить.

Мемориальная доска на здании, где в 1918 году был ликвидирован «Муравьёвский мятеж».
Бывший кадетский корпус.

Историк Гражданской войны Николай Кокурин написал следующее: «Главнокомандующий Муравьёв, не имевший в общем определённого плана кампании против чехословаков, едва было не спутал все карты на начавшемся было организовываться фронте. Войска ещё некоторое время продолжали оставаться без определённого руководства, в то время как противник начал развивать свои первоначальные успехи в сторону Центральной России, усиливаясь местными мобилизуемыми ими контингентами».

Ирина Антонова

Фото предоставил Государственный архив Ульяновской области

Читайте наши новости на «Ulpravda.ru. Новости Ульяновска» в Телеграм, Одноклассниках, Вконтакте и Дзен.

3793 просмотра

Читайте также