«Ну, ступай, Владимир Ильич!..» Отрывки из воспоминаний Аполлона Коринфского «За полувековой далью»
Это было ровно пятьдесят лет назад… Шел 1879-й год, начался август. 7-го (20-го по новому стилю) числа был назначен приемный экзамен в губернской симбирской гимназии. К этому времени меня привезли из усадьбы в город (нынешний Ульяновск). Настал «судный день» проверки знаний малышей, готовящихся стать «классиками».
Попав в большой экзаменационный зал огромного белого дома, я растерялся, увидев себя в кругу множества незнакомых мне мальчиков и сопровождающих их родственников, съехавшихся чуть не со всей губернии. Перед этим сборищем «чающих движения воды» – длинный накрытый цветным сукном стол. За столом строгие, вытянутые от скуки, бородатые и усатые лица одетых в форменные синие сюртуки людей, от «суда» которых всецело зависит мое «быть или не быть» – облечься ли мне сегодня же в синий гимназический мундирчик с «ясными» пуговицами и с высеребренным галуном на воротнике, или отправиться в посрамленном виде «провалившегося» домой – в деревню, где еще целый год ждать нового «судного дня».
– Вы куда? Как ваша фамилия? В который класс вы? – послышались произнесенные над самым моим ухом, обращенные ко мне совершенно неожиданно вопросы.
Я вскинул глазами на спрашивавшего. Передо мною стоял маленький, кругленький (несколько, по-видимому, младший, чем я) мальчик с голубовато-серыми глазами и с желтовато-льняной, несколько вьющейся шевелюрой, в коричневой блузе и таких же шароварах, заправленных в начищенные высокие сапожки.
Александр и Владимир Ульяновы. Репродукция картины Олега Вишнякова «Братья». 1961
Помедлив с минутку, я удовлетворил любознательность малыша, сразу показавшегося мне не шалуном-забиякой, как другие. По всей вероятности и во мне он не нашел ничего «страшного», хотя я и был постарше его. Пожав друг другу руки, мы разговорились, как бы совсем не замечая водворившейся в зале торжественной тишины...
– Вы что это там? О чем шумите вы, народные витии? – раздался вдруг чей-то мягкий, но в то же время, строгий возглас.
Мы сразу осеклись, посмотрели по направлению к столу. Там, по самой середине, возвышалась чья-то массивная, коренастая фигура в синем фраке. Глаза этого незаметно для нас вошедшего в зал человека так и впивались в нас:
– Малыши! – продолжал он. – Здесь не разговаривают, а только отвечают!.. Подойдите-ка сюда первыми, без очереди...
Мы смущенно приблизились к таинственному столу.
– М-да... Н-да… – подморгнул и мне, и моему новому знакомому подозвавший. – Посмотрим, насколько вы подготовились вступить в сей храм науки!.. Как фамилия? – обратился он к моему улыбавшемуся уже соседу.
– Ульянов[1].
– М-да... Владимир? Сын Ильи Николаевича[2]?
Да, это был он.
Коренастый же господин, властно нарушивший очередь вызываемых, оказался директором гимназии Федором Михайловичем Керенским[3], тогда еще только будущим отцом сыгравшего столь печальную роль зарвавшегося выскочки в дни Февральской революции Александра Федоровича Керенского[4].
Аполлон Коринфский
Все ответы моего маленького знакомца были безукоризненны.
– Да ему хоть сейчас во второй класс, весь курс первого знает превосходно... Вот только по летам – нельзя: мал – малыш, как раз только в приготовишки по возрасту и годился бы! Хочешь, всезнайка, приготовишкой быть?.. М-да... Не хочешь?! Н-да... Ну, ладно... Что вспыхнул весь?! Принят в первый класс... Ступай, первоклассник! Кланяйся маме с папой, скажи: Федор Михайлович кланяется... Да ты с кем пришел-то сюда?!
– Со старшим братом.
– У него брат Александр[5] учится в четвертом, кажется, классе... Хороший юноша, поведения прекрасного, из первых учеников по успехам... – наклонился к директору один из сидевших за столом.
– М-да... Ага!.. Смотри, классик, во всем следуй примеру брата, учись прилежно, радуй папу с мамой успехами! Брат – из первых, а ты перегони его: первым будь! Ну, ступай, Владимир Ильич!..
Я, опрошенный вслед за Ульяновым, был тоже принят в первый класс. А 16-го мы увиделись с этим мальчиком, уже облаченные во все гимназические доспехи.
Когда после молебна малышей-новичков стали рассаживать по партам, мой знакомец подошел ко мне:
– Садись со мной вот за эту парту. Будем д-р-у-ж-и-т-ь втроем: я, ты и Писарев (Александр)[6], – показал он мне на смуглого мальчугана с карими глазами, насмешливо поглядывавшего в мою сторону. – Втроем и будем заниматься, – и веселее, и безопаснее.
Так, втроем, и застал нас на первой от кафедры парте первый урок русского языка.
Владимир Ульянов, с первого же класса занявший место первого ученика, неизменно получая при переходе из класса в класс первые награды (похвальные листы и пестро переплетенные книги), не был из числа «прирожденных» математиков, но всегда знал урок и помнил все пройденные раньше. Ульяновские решения наитруднейших задач («самых головоломных») были всегда безошибочны.
Преподаватель немецкого языка Як[ов] Михайл[ович] Штейнгауэр[7] был в сущности очень милый и добродушный старик, но преподавание вел так, что ни читать немецких книг без словаря, ни (тем более) говорить по-немецки у него нельзя было научиться. Все у него сводилось к заучиванию какой-то рифмованной мешанины да к переводам с немецкого на русский и с русского на немецкий.
Вспоминаются его излюбленные фразы-выкрики:
– Выплюнь кашу изо рта! Ничего не понять, что ты лепечешь...
– Выньте голову из кармана, поставьте ее на плечи!..
Первый из окриков однажды применил он было даже к нашему первому ученику Ульянову, но более уже никогда не повторял этого по его адресу.
– Извините, Яков Михайлович, – у меня никакой каши во рту нет! Это я немного неясно выговариваю некоторые буквы... – был ответ вспыхнувшего до корня волос Ульянова.
Это произошло еще в первые дни преподавания Штейнгауэра в нашем классе, когда старик еще не знал, с каким выдающимся учеником имеет дело.
В преподавание латинского языка директор гимназии Ф.М. Керенский умел вливать живую струю. Он был большим любителем объяснений и толкований и, надо отдать ему справедливость, знал свой предмет идеально.
Володя Ульянов в гимназические годы в кругу семьи. Симбирск. 1879
Мой «Ульяша» был любимейшим его учеником. Ф.М. Керенский, объявляя урок, иногда, совершенно сам того не замечая, обращался непосредственно к Ульянову, давал советы ознакомиться с тем или иным латинским автором, указывая, какую книгу прочесть по истории Рима и римских провинций. Очевидно, он не мог не заметить, что наш первый ученик с особенной любовью изучает вообще историю всех народов, как существующих до сих пор, так и давно уже сошедших с мировой сцены.
«Ульянов, вы далеко пойдете! – говорил он нередко. – В вас есть не только выдающиеся способности, но и редкая пытливость духа».
Начиная с Корнелия Непота, продолжая Криспом Саллюстием, Юлием Цезарем, Цицероном и кончая Вергилием, Овидием и Горацием, всех «бессмертных» латинских мертвецов Ульянов знал прекрасно, как знал «насквозь» и все то время, когда они жили. Любовь к изучению истории заставила его постигнуть в совершенстве и латынь. Он настолько освоился с этим (совсем не мертвым, а трижды, как сам он называл мне его, живым) языком, что читал без помощи словаря каждого латинского автора, чем доставлял истинное наслаждение директору-латинисту.
Преподаватель истории Сергей Никол[аевич] Теселкин[8] был в то же самое время и библиотекарем гимназии. Он не только рекомендовал Ульяше те или другие книги для прочтения, но и сам нередко приносил их из дому из личной библиотеки специально для «съевшего собаку в истории» своего внимательного ученика. Находившиеся в учительской библиотеке, но запретные для учеников книги и журналы через него постоянно попадали в руки Ульянова секретным образом. Секретным потому, что как раз в это реакционное время было из общественных библиотек изъято до 150 названий книг свободомыслящих авторов и все журналы-ежемесячники либерального направления. Ульянову попадали в руки даже книги заграничного издания, каким-то способом залетавшие мимо зорких ищеек за нашу границу. Бывали в руках Ульяши и Кропоткин, и Степняк-Кравчинский и другие книги, выходившие в свет из женевских, цюрихских и лондонских типографий.
Ф.М. Керенский. Директор Симбирской мужской классической гимназии. Преподавал латинский язык у Владимира Ульянова
Помнятся выходки нашего законоучителя – соборного протопопа Петра Ив[ановича] Юстинова[9]. Он всему городу был известен не только как настоятель кафедрального собора, а и потому, что местный архиерей Феоктист неизменно каждый год назначал его выполнять роль Иуды на «омовении ног» по страстным четвергам. Всякий раз о. Петр очень расстраивался этим, ходатайствовал о замене его кем-либо другим из соборной или других церквей причта, но это ходатайство не имело успеха. Роль предателя оставалась всегда за ним.
– А что, ваше преподобие, говорят вы опять будете изображать Иуду на «тайной вечери»? – говорили ехидно, подходя к нему под благословение то один, то другой из уважаемых прихожан собора. – Что это преосвященный-то все вас да вас из года в год на нее благословляет? Как будто другого-то Иуды у нас из симбирского священства и выбрать нельзя?!
Однажды этот достопамятный протоиерей заявил в учительской директору, что следовало бы внушить ученику Владимиру Ульянову, чтобы он с большим почтением относился к замечаниям своего законоучителя.
– Ульянову?.. В чем же выражается его непочтительное отношение к вам, отец протоиерей? – изумился Ф.М. Керенский.
– Десятки раз я ставил ему на вид, что я не Пётр, а Петр, что так подобает разве кучеров только каких-нибудь звать, а не священников, удостоенных неоднократно монаршей милости; он же по-прежнему меня в «Пётры» производит: «Пётр Иваныч, да Пётр Иваныч», даже «отцом Петром» не желает назвать. Только сделаешь замечание, а он через десять минут опять за свое... Чего доброго – скоро в «Петрухи» или в «Петряи», а то и в «Петьки» произведет! <…> Этот Ульянов даже смущает меня, требуя объяснения непонятных ему текстов из катехизиса... Прямо в тупик ставит! Надо бы, господин директор, сделать сему своенравному отпрыску вольнодумца (намек на Илью Ник[олаевича] Ульянова) непременно официальное замечание! – не унимался незаменимый исполнитель роли Иуды Искариотского.
Аполлон Коринфский (1868-1937)
Газета «Тверская правда». 1930. 19, 21 января
Текст и примечания подготовил
Александр Бойников
(г. Тверь)
журнал
"Мономах", Ульяновск
[1] УЛЬЯНОВ Владимир Ильич (основной псевдоним Ленин; 1870–1924) – российский революционер, мыслитель, теоретик марксизма, политический деятель, публицист, основатель первого в мировой истории социалистического государства.
[2] Ульянов Илья Николаевич (1831–1886) – государственный деятель, педагог, действительный статский советник, отец В.И. Ульянова (Ленина).
[3] КЕРЕНСКИЙ Федор Михайлович (1838–1912) – педагог, действительный статский советник, в 1879–1889 годах – директор Симбирской классической гимназии.
[4] КЕРЕНСКИЙ Александр Федорович (1881–1970) – российский политический и государственный деятель, министр-председатель Временного правительства (1917), с 1918 года в эмиграции.
[5] УЛЬЯНОВ Александр Ильич (1866–1887) – революционер, один из организаторов и руководителей террористической фракции «Народной воли».
[6] ПИСАРЕВ Александр – одноклассник А.А. Коринфского и В.И. Ульянова (Ленина) по Симбирской классической гимназии.
[7] Штейнгауэр Яков Михайлович – преподаватель немецкого языка в Симбирской классической гимназии, автор книги «Практическое руководство по изучению немецкого языка» (1870).
[8] Теселкин Сергей Николаевич – преподаватель истории и географии в Симбирской классической гимназии.
[9] ЮСТИНОВ Петр Иванович (1828–1898) – протоиерей симбирского кафедрального собора, учитель Закона Божьего в симбирской мужской классической гимназии, магистр богословия, профессор, редактор газеты «Симбирские епархиальные ведомости».
Читайте наши новости на «Ulpravda.ru. Новости Ульяновска» в Телеграм, Одноклассниках, Вконтакте и Дзен.