Потомок известного рода, урожденная Анна Никитична больше известна телеманам как дива российского ТВ Фекла Толстая. В нашем городе в минувший понедельник она участвовала в тематическом собрании, закрывающем юбилейные торжества, посвященные 250-летнему юбилею великого симбирянина, русского литератора и историографа Николая Карамзина. (См. «Ульяновская правда» от 13.12.2016.)
.JPG)
Последний проект госпожи Толстой, уже после ее отъезда из Ульяновска, вызвал много нареканий и споров в научной среде региона. А вот наша газета сочла его небезынтересным. Как и саму Анну-Феклу, которая дала эксклюзивное интервью только нашему изданию.
- Адепты высокой науки и литературы могут с полным правом считать меня еретиком, - рассказывает гостья, - но мой проект служит популяризации русской литературной классики среди поколения, которое бумажным книгам предпочитает гаджеты, а долгому и нудному чтению - эсэмэсочный стиль. Эта инициатива не претендует на профессиональное прочтение романа. Но она приближает для школьников сегодняшних тексты XIX века. Их мы разложили в инфографике. Привлекли к этому проекту прежде всего библиотеки, музеи и университеты, а также пригласили известных людей. Теперь на любом мобильном устройстве с любым романом Толстого можно ознакомиться, не читая его целиком. Там и родственные отношения героев, и географические привязки, и четкая градация на вымышленных и реальных исторических персонажей, если речь идет, допустим, о «Войне и мире». И главное, на что мало кто из критиков нашего проекта обращает внимание, с любой ссылки и упоминания пользователь программы переходит к первоисточнику, тексту Льва Николаевича в первозданном виде.
Паника от великого родства
- К вашему прапрадеду мы еще вернемся. А пока о вас. Как все-таки Аня стала Феклой?
- Мой отец - человек с весьма своеобычным чувством юмора - по-домашнему постоянно называл меня Фекляндией или просто Феклой. С возрастом мне это стало дико нравиться, и детское прозвище превратилось в творческий псевдоним.
- Помимо русского, вы свободно общаетесь еще на пяти языках. Это предел?
- Я сторонница того метода, когда проблемы решаются по мере их поступления. Пока мне вполне хватает владения польским, сербским, английским, французским и итальянским. Если завтра понадобится поговорить на немецком, китайском или афгани, я просто возьму и выучу. Усидчивости на это мне хватит.
- Каково это - с раннего детства осознавать, насколько велик ваш предок?
- Я всегда двойственно воспринимала эту ситуацию. Не ощущала себя хранителем культурного наследия. Просто была благодарна жизни и судьбе за счастье и везение родиться в большой дружной семье Толстых. Я получила стандартное школьное советское образование и как все проходила Толстого в школе, в университете. Но это не мешает другому отношению ко Льву Николаевичу, которое сложилось по семейным рассказам, воспоминаниям, не мешает относиться к нему как к прапрадедушке. Я еще застала внуков Толстого, некоторых из них хорошо знала. Я очень хорошо помню рассказ своего дядюшки Сергея Толстого, который всю жизнь прожил в Париже. Однажды сидел на обеде, и на столе перед ним стояла табличка с его фамилией. Сидевшая рядом француженка обратилась к нему: «Простите, пожалуйста, а вы не родственник...». И Сергей Михайлович уже готов был привычно объяснять: «Да, я родственник Льва Толстого». Но вдруг она спросила: «А вы не родственник известного врача Толстого?». И какова же была его радость! Ведь это он и был тот самый замечательный парижский доктор Толстой… Повзрослев, поняла, что мое родство с Толстым как-то глупо закрывало от меня Льва Николаевича, я всегда стеснялась и избегала этой темы. Если я могла не писать сочинение про Льва Николаевича, я, конечно, старалась этого не делать. Я считала, что с меня как праправнучки будет особый спрос. Необходимость говорить о Толстом вызывала у меня панику, мне казалось, что я ничего не знаю. Дошло до того, что моя подруга, которая блестяще знает русскую литературу XIX века, пересказывала мне содержание «Войны и мира» ночью перед экзаменом. Тогда же я стала читать Толстого без всяких обязательств, без необходимости держать ответ за свое родство, с огромной радостью, уважением и осознанием того, какой он блестящий и великолепный мастер. Просто, читая, ценить и получать удовольствие. Сегодня соприкасаюсь со страницами произведений прапрадедушки с уважением, интересом и желанием его понять. Я думаю, что, несмотря на некоторую категоричность Толстого, которая, впрочем, оправдана, потому что он также был требователен к себе, Лев Николаевич прежде всего оставил нам неотвеченные вопросы: как жить? в чем счастье? как строить семейную жизнь? И каждый человек по-своему отвечает на эти вопросы. Их надо просто себе задавать… Я до сих пор ношу перстень с фамильным гербом…
- А полное собрание сочинений Толстого у вас хранится?
- Раньше было, но теперь у меня его нет. Это вообще очень раритетное издание с весьма небольшим тиражом, и вот сейчас как раз музей Толстого переводит его в цифровой вид, в чем я тоже принимаю участие. Девяносто томов сочинений Льва Николаевича будут оцифрованы.
Гармония с бессмысленностью развлекательного телевидения
- Целому поколению вы известны как одна из ярких представителей телевизионно-развлекательного истеблишмента. Но сегодня активно работаете в отделе развития музея Льва Толстого. В какой момент почувствовали острую необходимость предпочесть шоу-бизнесу науку?
- Я все-таки по образованию журналист. К тому же с филологическим уклоном. Настал момент, когда от университетских истоков стало некуда деваться. Особенно на фоне радикально изменившейся программной политики федеральных каналов. Бессмысленность многих вещей, происходящих на отечественном телевидении, меня ужасала до критической массы. Сегодня в формате телеведущей я присутствую лишь на телеканале «Культура», месседж которого мне понятен и устраивает.
- Нет снисходительного отношения к бывшим коллегам, задержавшимся в телеразвлекалове? К Ивану Урганту, например.
- Считаю, что не имею права на высокомерную снисходительность. Во-первых, потому, что это выбор Вани, и у меня нет причин его не уважать. А, во-вторых, я знаю, насколько сложно удерживать внимание миллионов телезрителей продолжительное время. Меня этому учил один из моих педагогов Марк Захаров. Сделать массовое шоу, часто говорил Марк Анатольевич, намного трудней, чем какой-нибудь элитный спектакль для пяти десятков избранных. Вместе с тем с развлекательным телевидением у нас гармония: я его не очень-то смотрю, и оно мной не интересуется.
- Вам не кажется обидным, что наши земляки Гончаров и Карамзин - классики менее хрестоматийные, чем ваш прапрадедушка? Их даже в школьной программе нет…
- Для меня Карамзин бледнее, чем Толстой, и сложнее в смысле текста… Но я не уверена, что Николай Михайлович или Гончаров менее известны. Вообще, считаю, что это дурной атавизм ушедших эпох - ранжировать классиков. Нельзя устраивать им рейтинги. Как измерить популярность Гончарова или Толстого? По тиражам? Великая литература действует на другом уровне. Она общается с душой человека. И меряться популярностью, хрестоматийностью тут бессмысленно.
- С 2014 года вы куратор уже третьего проекта живых чтений - флешмоба, когда русскую классику в режиме онлайн читает вся страна. Почему начали с Толстого? И не оставляете ли для себя выжженное поле после последнего на сегодня из чтений - булгаковского «Мастера и Маргариты»?
- С «Анны Карениной» начали отнюдь не потому, что я - праправнучка автора. Это было сделано для имиджа России, а не ради пиара Толстого. Я всегда говорю, что самому Льву Николаевичу не нужен никакой пиар, это нужно нам. Да, мы развернулись глобально. У нас страницы Толстого, Чехова читали и премьер Дмитрий Медведев, и звезда театра и кино Алиса Фрейндлих. С Булгаковым мы вообще взлетели так высоко, что я уже не знаю, куда двигаться дальше. Хоть Библию читай… Но я вам ничего не говорила…
Патриотизм, культура и никакой политики
- Какие чувства вы испытываете, когда сегодня в статусе научного сотрудника работаете с рукописными текстами?
- Можно на примере той же «Анны Карениной»?.. В первую очередь вижу, какой путь был проделан, прежде чем роман начался знаменитой фразой про счастливые и несчастливые семьи. Роман не писался с первой строки набело. Черновик переписала Софья Андреевна, затем Лев Николаевич правил его дважды. Всегда можно проследить ход мысли классиков, это очень интересно. Видишь, как текст становится лучше, как великие его высушивают в самом лучшем смысле. Это уже не профессиональные заметки на полях, а человеческие наблюдения.
- Можете определить утилитарно, что для вас культура?
- Не развлекаловка и не десерт, а серьезные вещи, которые определяют наше общество, нашу судьбу и историю. Именно культура, текст, русский язык объединяют страну, а не только физические границы, рубль или цена на нефть. Многие вещи, происходящие вокруг, я переживаю тяжело. По одной из самых актуальных для культуры проблем недавно высказался Константин Райкин на съезде Союза театральных деятелей: каковы обязательства государства по отношению к культуре. Исторически сложилось так - и изменить это сейчас практически невозможно, - что почти вся сфера культуры финансируется государством. Но при этом чиновники от культуры не имеют права диктовать темы. Государство может только способствовать развитию, выделяя деньги, и давать возможность свободно выбирать, чем заниматься. Культура ведь долговечнее и крепче государства. Культурная традиция продолжается столетиями. При этом государство в течение жизни одного человека может смениться несколько раз, как это было в нашей стране в ХХ веке. Любые попытки государства не просто поддерживать, а контролировать и подправлять искусство и науку приносили только вред. Вспомните трагические судьбы наших ученых, режиссеров, писателей в 30-е годы, вспомните все эти кампании против Мейерхольда или Зощенко.
- А что лично для вас означает слово «патриотизм»?
- Для меня это очень важное понятие, которое я воспринимаю прежде всего через культуру. Именно в ней - ощущение Родины. Мы говорим на одном языке, взращиваемся на одних и тех же книгах, у нас общие ценности: литература, изобразительное искусство, театр. Мне неприятно, что слово «патриотизм» с недавних пор приобрело политически-государственный оттенок и от этого начало необыкновенно портиться. Ведь это понятие привез из своего путешествия именно Николай Михайлович Карамзин, и тогда оно означало буквально принадлежность к Родине. Надо бы почаще об этом вспоминать.
Евгений Вяхирев