Валерий Гаркалин натерпелся в Ульяновске страху
Звезда «Ширли-мырли» «лишен дара подчинять себе подобных».
Звезда российского театра и кино Валерий Гаркалин стал почетным гостем и участником закрытия в Ульяновске VII Международного фестиваля кино- и телепрограмм «От всей души» имени Валентины Леонтьевой. Наш город не просто точка на гастрольной карте актера. Ульяновск - без преувеличения событие в творческой биографии Валерия Борисовича. Именно здесь, в аэропорту «Восточный», снимались первые кадры кинокомедии Владимира Меньшова «Ширили-мырли», которая принесла Гаркалину всенародную популярность. Об этом и о многом другом «УП» и пообщалась с артистом.
Он не любит публично распространяться о двух вещах - о жене, которой уже нет, но которую Валерий Борисович все еще бесконечно любит. «Я, наверное, никогда не привыкну к этому всепоглощающему внутреннему одиночеству», - объясняет он. Вторая запретная тема - недавняя нашумевшая драка с соседом по дому в Москве: «Я интересен же, наверное, не только тем, что могу кому-то дать по лицу». В Ульяновске все оказалось проще. Здесь для начала можно поговорить о съемках «Ширили-мырли». Затем спросить про любимую дочку, которая по совместительству еще и продюсер. Только папин ли? И плавно перейти к разговору о нем любимом. В себе Гаркалин, как выясняется, души не чает…
В детстве у человека всегда должно быть хорошее настроение
- Еще свежи в памяти какие-то особо яркие впечатления времен съемок «Ширли-мырли в Ульяновске?
- А то. Как мы натерпелись страху с Арменом Джигарханяном по собственному разгильдяйству - такое не забывается. В фильме есть фрагмент, когда из вашего «Руслана» выкатывается мощная военная техника. Готовят такие съемки обычно долго. Вот и в тот раз долго осваивали объект, несколько раз инструктировали солдат из массовки. Было жарко и в ожидании команды «мотор» мы с Арменом Борисовичем зашли в самолет, нашли там тень, удобно расположились, начали о чем-то беседовать. Вдруг самолет трогается с места и движется в сторону взлетки. Я понимаю, что сейчас мы взлетим, причем с открытым люком. Армен Борисович тоже занервничал. Мы с ним жутко перепугались. Начали кричать, что нам нужно выйти. Но оказалось, что самолет просто устанавливали на удобную для съемки позицию.
- В программе фестиваля много детских фильмов. В связи с этим как отец взрослой дочери поделитесь секретами домашнего воспитания?
- Я был в хорошем смысле слова сумасшедшим отцом. Растворялся в дочери. Никакой строгости в воспитании. Однажды попробовал наказать ее за непослушание и поставил в угол. До сих пор считаю этот поступок самой страшной ошибкой, а этот день - самым черным днем в моей жизни. Я до сих пор убежден: из ребенка вырастет хороший человек, если в детстве у него всегда будет хорошее настроение. А позитивного настроения можно добиться лишь нежностью, любовью и лаской.
- Дочь-продюсер - благо для отца-актера?
- Она не занимается моими делами. Ее страсть - андеграундный театр. Иногда она мне что-то советует. Читает пьесы вместе со мной и может сказать, что эта пьеса не для меня. Я прислушиваюсь, и оказывается, что она права. Она всегда бывает права. Однажды отговорила меня от одного проекта. Я согласился и не пожалел об этом. Проект тот не удался, но не удался уже без меня.
Я так люблю себя и так себе нравлюсь
- Глядя на вас, трудно представить, что вы можете перейти на повышенные тона.
- В армии приходилось. Я был сержантом. Правда, в моем подчинении было всего два человека: ефрейтор - водитель шестиколесного БТР-006 пехотного назначения и радист - младший сержант. Мое сержантство, по мнению нашего комбата капитана Мартиросяна, было не самыми лучшими двумя годами его жизни, которую я, как он говорил, пытался отравить. Дело в том, что я не оправдал доверие, возложенное на меня как на младший командный состав. Не смог проявить руководящие качества. Потому что у меня их в принципе нет. Я, за редким исключением, лишен дара подчинять себе подобных.
- Говорят, вы из-за своего желания лицедействовать долгие годы были в контрах со своим отцом…
- Когда я объявил о своем намерении стать артистом, отец проявил очень негативное отношение к моему выбору. И это его отношение сохранялось много лет. Он просто смеялся мне в глаза при каждом удобном случае, доказывая, что актерство - не мужское дело. С этого начиналась и этим заканчивалась практически каждая наша беседа. Папа изменил свое мнение не только и не столько из-за того, что фильмы с моим участием становились популярными. Он пришел к этому в процессе долгих размышлений, мне так кажется. Хотя ему, безусловно, было приятно, что его сын стал знаменитым, что мои фотографии появлялись в самых популярных газетах и журналах, что вся Москва оклеена афишами с моим лицом.
- Вас самого аршинные билборды в центре столицы с вашим изображением уже наверняка не смущают?
- А меня и раньше это не смущало. У меня есть большая личная тайна, в которой я вам признаюсь впервые: я всегда безумно любил смотреть на себя со стороны. Я так люблю себя на экране, так себе нравлюсь. Это, в принципе, присуще многим актерам. Но некоторые начинают кокетничать: ой, как я плохо выгляжу. Врут.
- Однако, по слухам, вы категорически отказываетесь сниматься в рекламных видеороликах. В рекламе нравитесь себе меньше?
- Отказываюсь. Но причина не в моем избирательном нарциссизме. У меня просто нет времени, чтобы тратить его еще и на рекламу. В подобных случаях Фаина Георгиевна Раневская замечательно говорила: «Это стыдно. Деньги я проем, а стыд останется». Великая Раневская знала, о чем говорила. И если уж это стыд, то он должен очень высоко оплачиваться. Нужно, чтобы денежный знак был достаточно весом, чтобы, глядя на него, я мог сказать: «Да, вот ради этого я смогу пойти на любое унижение». А так как это унижение под названием «реклама» оплачивается не очень высоко, то я не могу себе позволить на него согласиться.
Была бы любовь…
- В каких случаях, по-вашему, даже самый мачеобразный мужчина должен размягчаться душой?
- Только ради любимых. Любимого человека или любимого дела. В таких случаях ничего зазорного в подчинении для мужчины нет. Знаете, несколько лет назад великий театральный режиссер Георгий Товстоногов сказал, что театр - это диктатура, но диктатура добровольная. Вот и в отношении с любимыми можно добровольно идти на угнетение, испытывая при этом сладостное чувство эйфории. Быть в плену любимых людей - великое счастье.
- У вас же есть «опыт» клинической смерти. Можно об этом? Там что-то есть - по ту сторону жизни?
- Я не могу об этом судить, потому что был там всего полторы-две минуты. Конечно, этого достаточно, чтобы познакомиться с условиями загробной жизни. Помню, я погружался в какой-то океан хорошего ощущения беспредельного счастья. Такого счастья я не испытывал раньше. Это чувство если и встречается на земле, то только когда кого-то любишь. Но там это секунда, момент какой-то. Даже насладиться толком не успеваешь.
- Как видно, о любви вы можете говорить много и со знанием дела. А что вообще нужно для любви?
- Для любви? Боже мой, да для любви ничего не нужно. Была бы она, эта любовь, вот что главное.
Николай Владимиров
Читайте наши новости на «Ulpravda.ru. Новости Ульяновска» в Телеграм, Одноклассниках, Вконтакте и MAX.