Здесь прозвенел наш последний звонок. Геолог Игорь Рогозин об ученических годах в классической гимназии

Известный геолог Игорь Степанович Рогозин[1] был учеником Симбирской первой мужской классической гимназии. «Мономах» представляет вниманию читателей его воспоминания[2] о педагогах и учащихся гимназии 1910-1918 годов.

Окончив «с грехом пополам» начальную школу в 1910 году, я за лето подготовился к поступлению в гимназию. Неожиданно для всех очень хорошо сдал вступительные экзамены, и был принят. Но в первом же классе остался на второй год. Немногим лучше учился и в следующих классах вплоть до седьмого. Мне очень трудно давались языки: немецкий, французский, латинский, затем Закон Божий. Гораздо больше меня увлекала рыбная ловля, ловля птичек, а когда подрос, то охота и, особенно, работа в музее.

Работа в музее была моей «гимназией». Это сказывалось на учебе. Естествоведение, география, история, а затем физика воспринимались неплохо. Не ладилось с математикой. Но настоящей жизненной школой была Волга. […] Моя жизнь того периода была жизнью беспризорника. Действительная самостоятельность. Мое окружение того времени это дети матросов, грузчиков, ломовых извозчиков, а на плотах («галахов»[3], у М. Горького они хорошо описаны как «босяки»). Были и просто воры, беглые и тому подобная публика (очень интересные люди). Тут можно было научиться. В том числе отборной ругани, вскрытию замков. Однако были и положительные стороны: вырабатывалась не только самостоятельность, знание жизни, но и любознательность, интерес к окружающему.[…]

Учеба в гимназии по-прежнему шла плохо. Каждое лето репетитор готовил меня к переэкзаменовкам. Да и когда учиться, если все время занят сверх головы. Надо успеть и на лодке съездить, и на мосту побывать, и в музей сбегать, и птичек половить, и по дому матери помогать.[…]

Выпускники Симбирской мужской классической гимназии. XIX век

Репетиторы? Они только изумлялись. Моя голова никак не воспринимала немецких глаголов, латинских предлогов и правил русского правописания. Но один заметил, что я пишу хорошим слогом (рассказы, сочинения), но с таким количеством грамматических ошибок, что отец (сам учитель русского языка) становился в тупик. У меня сохранилось письмо матери старшему брату Глебу, в котором она, думая о моем будущем, сомневалась, смогу ли я после гимназии учиться в высшем учебном заведении (нужно ли меня «тянуть»?). В 1914 году летом отец затеял издание атласа плодов Поволжья с цветными фотографиями. Был построен специальный павильон. Фотографировал яблоки товарищ Глеба – Сергей Кузьмич Иванов, студент-химик из Петербургского университета. Он был немного изобретателем и научил меня тонкостям слесарного дела (оно спасло мне жизнь[4]). Столярничать я научился еще на постройке моста через Волгу.[…] В 1915 году я стал мастерить из стекла геометрические фигуры: кубы, параллелепипеды, призмы, пирамидки и все это носил в класс преподавателю математики, чем и снискал его расположение. На гимназической выставке была, сделанная мной, действующая модель пожарного насоса. Но ее поспешили убрать, так как гимназисты поливали из насоса гимназисток и случайно облили преподавателя математики. Хотя струйка из насоса и была тоненькая, но била довольно далеко.

Как я уже говорил, моими товарищами на берегу Волги были дети грузчиков, матросов, ломовых извозчиков. Среди них были татары, чуваши, мордва, русские деревенские и русские волжане окающие, акающие. Наш мальчишеский разговор представлял собой «смешение языков», а тут еще в гимназии русский литературный и, наконец, французский, немецкий, латинский языки. Не трудно вообразить, что было в моей мальчишеской голове. К этому нужно добавить одно печальное обстоятельство. Преподаватель словесности Александр Николаевич Степанов[5], исправляя мои сочинения, изуродовал мой слог, выправить который стоило мне больших трудов. Спасибо А.С. Пушкину. Еще помогло общение с моим гимназическим учителем рисования, обаятельным человеком, художником Дмитрием Ивановичем Архангельским[6] (учителем художника А.А. Пластова). Архангельский любил и рисовал Волгу. Он открыл мне глаза на удивительный мир красок, цвета, какой-то жизнерадостности, какой-то подсознательной музыки природы. Это сказалось и на особенности выражать свои мысли. На способности говорить и писать. В этот период становления у меня завязалась дружба с Митей Перкиным[7].

Д.Е. Перкин (1899-1937), геолог, сотрудник Симбирского естественно-исторического музея

Небольшой рассказ о моем товарище по гимназии и по работе в симбирском естественно-историческом музее Мите Перкине

С Митей мы были одноклассники, учились в первой Симбирской гимназии, он в классе «А», я в классе «Б». Оба были неофициальными сотрудниками музея, где работал мой старший брат Глеб, студент-геолог Петроградского университета. Благодаря брату мы оба оказались в дальнейшем геологами, причем огромное влияние на всех нас оказал профессор Московского Университета Алексей Петрович Павлов[8], который вел большие работы по геологии в бывшей Симбирской губернии.

Рассказ о том в каких условиях и как формировался характер большевика Мити Перкина

Мы учились в гимназии и, конечно, много там получили, но одновременно гимназия и калечила. Чего стоил только инспектор Княгин по прозвищу «Дёпа», или священник Благовидов[9], преподававший Закон Божий, или преподаватель словесности Степанов. […] Но были в городе и прогрессивные силы. В Симбирске жила и работала друг семьи Ульяновых В.В. Кашкадамова[10], открывшая женскую гимназию, в которой учились дети малообеспеченных родителей. Жила М.Г. Медведева[11], также из окружения семьи Ульяновых. Она работала главным образом в библиотеках. Среди преподавателей и руководителей средних учебных заведений также были прогрессивно настроенные работники. Из их числа следует выделить директора реального училища Н.В. Скороходова[12].[…]

В.В. Кашкадамова (1858-1931), педгог,общественный деятель, учредительница частной гимназии, Герой Труда

Труднее было с такими, как Степанов. Когда Митя показал ему свою тетрадь с записями песен и частушек, то этот молодой, довольно хорошо знавший литературу, преподаватель словесности, высмеял его, не стесняясь в выражениях и так презрительно, что Митя и Степанов стали врагами в самом серьезном смысле этого слова. Враждебные отношения со Степановым сложились у многих из нас. Однажды Степанова спросили, почему он ничего не говорит о Горьком. Степанов ответил: «Этот пьяница когда-то хорошо писал… каторжник». В ответ на это, на классной доске перед началом следующего урока появилась надпись: «Безумству храбрых поем мы славу!». Это уже начиналась серьезная борьба. Приближалась февральская революция. Плохо было с продовольствием и одеждой. Гимназисты пообносились. Новую форму шить было не из чего. Гимназическим начальством было разрешено ходить в штатском. Митя явился в сапогах, гимназических брюках, заправленных в сапоги и черной сатиновой рубашке (косоворотке). Когда мы шли с ним на большую перемену из зала в класс, нас остановил Дёпа и, обратившись к Мите, сказал: «Это еще что такое?.. Почему так одеты?». Митя, недоумевая, в чем дело, ответил, что есть разрешение ходить в штатском. «Да! – ответил Дёпа, – Но в разрешении сказано, что одеваться надо прилично. А это что? Это прилично какому-нибудь рабочему, а не воспитаннику гимназии». Этот незначительный, казалось бы, инцидент, по-видимому, сыграл большую роль в жизни Мити, дал направление его мыслям: «…прилично …рабочему». Когда мы пошли дальше, – я видел, что Митя дрожит от злобы. В самом деле, как он мог еще одеться, когда его отец учитель пения с очень скромным заработком имел большую семью, в которой Митя был далеко не самым младшим. […]

Здесь уместно рассказать о происхождении прозвища «Дёпа». Когда Княгин[13] приехал в Симбирск и пришел на первый урок латинского языка, который он преподавал, то гимназисты попросили его рассказать, как он приехал. Княгин рассказал, что приехал по железной дороге, которая еще только оканчивалась строительством. Здания вокзала не было построено, и пассажиров направляли в железнодорожное депо. Фраза Княгина: «Мы пошли в дёпо», – неправильное ударение, вполне характеризовали его знание жизни. Кличка «Дёпа» осталась у него до конца жизни, которую знали не только гимназисты, но и гимназистки, и учащиеся других учебных заведений, и даже родители учащихся. […]

Игорь Степанович Рогозин. 8 июля 1974

В гимназии уже было введено военное обучение. […] В исполнительном комитете Союза учащихся[14]оказались и мы с Митей, причем Митя стал председателем. Союз работал очень энергично. Особой энергией отличались ученики землемерного училища и среди них Шура Курушин. Из женских учебных заведений следует отметить Мариинскую гимназию, директором которой был либерально настроенный А. Годнев[15]. Деятельность Союза шла по организационной и хозяйственной линиям.

Первым делом все представительство учащихся в родительских комитетах взял на себя Союз. Сразу упразднили Закон Божий, стали воевать против преподавания латинского языка, потребовали совместного обучения мальчиков и девочек. Приструнили реакционно-настроенных преподавателей. Притих Степанов. Стушевался Дёпа. […] Союз был внушительной силой в учебных заведениях города. С ним очень и очень считались. Когда однажды в нашей гимназии за непочтительные слова к реакционным преподавателям попробовали исключить нашего однокашника Каганина, то этот номер не прошел. Каганина восстановили.

У Союза в руках были довольно крупные денежные средства, которые получались от организовавшихся учащимися платных концертов, спектаклей, в которых принимали участие и профессиональные артисты. Спектакли ставились не только в учебных заведениях, но и на сцене городского театра. Эти средства шли главным образом в кассу взаимопомощи и в столовую. Ученический кооператив торговал далеко не тетрадками и карандашами, он был зарегистрирован как юридическое лицо и имел счет в государственном банке. Через кооператив шла закупка мяса для столовой и других продуктов, особенно следует отметить, что через кооператив наши мамы и папы получали для своих детей-учащихся сукно и пр. […]

Семья Рогозиных

Кооператив должен был иметь свой устав. Без этого его не могли регистрировать как юридическое лицо. И вот мы сидим над составлением устава. Обсуждаем каждый пункт. Обращаемся за помощью к юристам. А ведь мы мальчишки. Старше 19 лет среди нас не было. Устав надо отпечатать в типографии. Знакомимся с типографской работой (в дальнейшем Митя издавал в Симбирске газету). Организуем столовую. Нанимаем служащих. Для столовой организуем огород.[16] […]

К весне 1918 года окончились запасенные для столовой продукты. Столовая была закрыта. Иссякли средства кооператива. Обедняла касса взаимопомощи. Еще заседали родительские комитеты. Еще работал Союз учащихся, но значение его падало. Нарождался Союз коммунистической молодежи.

Степан Степанович Рогозин (1859-1935), педагог, садовод, общественный деятель. 28 февраля 1916

27 января 1959 год

Примечания Антона Шабалкина,

Государственный архив

Ульяновской области

Читайте наши новости на «Ulpravda.ru. Новости Ульяновска» в Телеграм, Одноклассниках, Вконтакте и Дзен.