«Я не отпускала руку врача, пока это не кончилось». Один день из жизни роженицы в медсанчасти УАЗ

Корреспондент газеты «Ульяновская правда», блогер Екатерина Нейфельд рассказала, как проходили ее экстренные роды в роддоме медсанчасти УАЗ. Приводим ее текст дословно.

Я редко испытываю сильную боль, но ту, что знаю, боюсь. Особенно ту, что селится в голове. Когда она появляется в висках, режет глаза, закладывает уши, давит на язык, я становлюсь почти парализована. Не смотреть на свет, приглушать звуки. Лежать. Не шевелиться. Но даже так, через несколько часов она скручивает в узел и заставляет плакать. Боль до рвоты.
Во вторую беременность она приходила несколько раз. Утром 20 сентября — снова. В этот раз я была будто уязвимее обычного. Мама Света приехала с тонометром и намерила невиданные для меня 135 на 100. Скорая приехала быстро. Механические действия и фразы, но помню сквозь туман, как дочь, никем не причесанная после сна, в широкой пижаме, улыбалась и махала в окно, когда я садилась в «карету».

Без мыслей на тему «А что же сейчас будет?» приехала в роддом медсанчасти УАЗ. Ответила на вопросы, дождалась врача. Стройная и строгая пожилая женщина выслушала жалобы на мигрень.
- А ты не подумала, что у тебя может быть не мигрень, а преэклампсия?
- Подумала. Поэтому приехала. Полезая на кресло, сказала: "Боюсь".

- Ох, девочки... Зачем же вы беременеете, если потом всего боитесь? - врач смягчилась. - Родовые пути готовы. Сейчас посмотрим анализы. Если это всего лишь мигрень, полежишь в патологии, подождем начала родовой деятельности. Если нет - будем делать операцию. А пока, в любом случае, отправляйся в палату интенсивной терапии лечить свою боль.

Отделение интенсивной терапии — оно же ПИТ, оно же реанимация. Мои вещи несет добрая санитарка. У палаты встречает доктор.
— Здравствуйте.
— Привет. Как зовут?
— Катя.
— Катя-Катерина... Что случилось?
— Голова болит.
— Где же вам, таким молоденьким, раздают больные головы? Ложись, сейчас будет допрос... 1990 года рождения?! В этом году я половозрелым мужчиной приехал в Ульяновск практиковать медицину. А ты только родилась. А теперь уже сама рожать собралась. О, второй раз? Так значит, ты корреспондент в «Ульяновской правде»? Вот скажи тогда, Катерина, правда для всех одна или для каждого своя?
Во время философских рассуждений медсестра стала втыкать мне в вену катетер.
«Лекарств и анализов будет много, это чтобы рука не превратилась в месиво, — пояснила она. — Первое лекарство буду вводить медленно. Не пугайся, будет горячо».
От волны кипятка по телу я потеряла все мысли. И старалась только дышать. Запикали аппараты. Шприцы, анализы, осмотры. Весь персонал -  в палате. Работа - каждую минуту. Тут еще две девушки. После операции. Медсестра с бейджем «Елена ВИКТОРовна» порхает между нами, совершает манипуляции, но не забывает, что с людьми: «Наташа, ты что, плакать собралась? Давай до дома потерпи, тут тебе на другое силы нужны». «Поворачивайся, миленькая. Да, больно, но надо». «Катя! Это что такое с кровью у тебя? Один сплошной сгусток. Воду не пьешь, наверное. Много пьешь? Тогда это плохо. Как голова, ещё болит?».
Голова болела. Доктор, перелистав все пришедшие результаты по работе моего организма, поднял телефонную трубку и сказал: «Лидия Васильевна, пошли Нейфельд зарежем. Да тут ничего хорошего». Я возвращаюсь в реальность:
- Что, прямо сейчас?
- Нет, ну мы, конечно, можем подождать, когда у тебя усилится боль, начнутся судороги или кровотечение, и под всем этим тебя кесарить. Или пойти в операционную прямо сейчас...
- Вы умеете убеждать.

Перед операцией меня пришел консультировать анестезиолог. Молодой мужчина с робкой интеллигентной манерой речи. Подробно рассказал о способе обезболивания (препарат вводят в спинной мозг, в результате сильно снижается чувствительность нижней части тела. Через некоторое время она возвращается), о побочных эффектах (судороги и прочие прелести, но «не волнуйтесь, вероятность побочки около одного процента, на всякий случай подпишите согласие на общий наркоз»).
После того как юридически разрешила сверлить и резать меня, отправились в операционную. Вот лежу я голышом на столе. Начинают стягиваться участники процесса. Зав. отделением реанимации (тот, который встречал меня в палате) обсуждает с ассистенткой, что лучше: айфоны или андроиды или вообще старые добрые нокии. Анестезиолог готовит инструменты и вдруг спрашивает:
- Не сочтите за любопытство, просто отвлеку Вас немного. Слышал, Вы журналист. А где учились, у нас?
- Да, в УлГУ.
- А в каком году закончили?
- В 2012-м.
- Правда?! Случайно не знаете тогда Алексея Дегтярёва и Хорошилова?
- Случайно знаю. Братцы мои.
- В каком смысле?
- Ну дружили мы в универе. И после. Один даже на свадьбе у меня был, а второй не был, в армии был.
- Мы с ними на Ямале в стройотряде работали. Как у них дела?
И вот, Алёшки, рассказывала я про ваши дела, вместо того чтобы предвкушать одно из самых важных событий в жизни,  в процессе ваш приятель рассверлил мне кожу и всадил иглу в позвоночник.
Появилась хирург Лидия Васильевна с помощницей. Спросила, хочу ли я наблюдать за процессом. «Нет, спасибо». Задернули шторку перед животом. А дальше - непередаваемые ощущения.

Чувствую, как разрезают живот, копошатся внутри, достают плодный мешок с ребёнком. Чувствую, но без боли. То ли от этих ощущений, то ли от лекарства, зубы начинают отбивать дробь. Анестезиолог говорит, что это нормально. Слышу крик ребёнка и тут же - очень неприятные ощущения в животе, такие, что руки инстинктивно тянутся к месту дискомфорта. Анестезиолог перехватывает их: «Нельзя! Терпите немного, сушат брюшную полость, это самое неприятное». 
Тогда я вцепилась в руку врача и не выпускала, пока это не кончилось. Он время от времени спрашивал, тут ли я. 
Слышала резкие команды хирурга о том, как именно накладывать шов. Крик ребёнка где-то сбоку. 
- Это мой? 
Пленный анестезиолог кивает. 
Пока с моим животом продолжали что-то делать, принесли показать ребёнка. Довольно крупного маленького человека с серьезным мужским лицом. И зубы перестали стучать. 
- Состояние стабильное. Время родов 17.46. Кровопотеря 650 милилитров. Всем спасибо! — Лидия Васильевна вышла из-за шторки с кровавыми пятнами на перчатках и халате и посмотрела мне в глаза, прежде чем быстро выйти, готовиться к следующей операции. 
— Спасибо... - успела сказать я, поймав этот взгляд. 
Этой же ночью меня уже поднимали с постели и заставляли ходить. Пить, ворочаться и ходить. Я посылала маме фото своего счастливого лица, чтобы она перестала плакать. 
Голова больше не болела. 
Медсестра утренней смены быстро обезвредила просыпающуюся в других местах боль. На её бейдже было написано «Оксана ВИКТОРовна». «Никаких сомнений. У нас Виктор», — решила тогда окончательно.

Читайте наши новости на «Ulpravda.ru. Новости Ульяновска» в Телеграм, Одноклассниках, Вконтакте и Дзен.