Как прошла «общеполезная жизнь» генерала Ивашева

В Государственном мемориальном музее Александра Васильевича Суворова в Санкт-Петербурге в одной из витрин можно увидеть небольшой живописный портрет с подписью: «Ивашев Пётр Никифорович (1767-1838) <...> Худ. С.С. Фёдоров. Холст, масло». И приводятся краткие сведения об этом человеке – одном из самых выдающихся симбирцев конца XVIII – начала XIX веков: сподвижнике великих Суворова и Кутузова, «генерале двенадцатого года», владельце Ундор, прославившем целебные свойства местной воды, отце декабриста, общественном деятеле. Впрочем, обо всём по порядку.

Из родословной

Родовой герб Ивашевых помещен в IV-ю часть «Общего гербовника дворянских родов Всероссийской империи». Он великолепен:

«Щит разделен перпендикулярно на две части, из коих в правой в серебреном поле изображен золотой Крест и железная Подкова, шипами обращенная вверх. В левой части в голубом поле диагонально от середины правого бока к верхнему левому углу проложена красная Полоса, над коею видны рассеянные девять золотых Звезд, а внизу серебреная Луна и Река, текущая по Лугу, означенному у подошвы щита <...>». Все это венчалось рыцарским шлемом с дворянскою короною и перьями, а также голубым с золотом наметом – геральдическим украшением, обрамляющим шлем и гербовый щит.

Род Ивашевых известен с конца XVI века. Как записано в том же гербовнике, «многие Российскому престолу служили дворянские службы в разных чинах и жалованы были в 1597 и других годах поместьями». Служили Ивашевы исправно, поэтому землями их жаловали нередко, удачные браки также способствовали благосостоянию Ивашевых. Их Московские, Тверские, Казанские, Рязанские, Симбирские, Саратовские, Муромские имения приносили изрядный доход.

Иные представители рода, как ведется на Руси, охотно использовали и служебное положение. Например, родной дядя нашего героя, генерал-поручик Петр Семенович Ивашев в 1777 году служил главным членом Московской Межевой канцелярии и за бесценок скупал казенные земли, приращивая свое имение.

Батюшка Петра Никифоровича – Никифор Семенович – до генеральских высот не достиг. Однако кто, посещая Казань, бывал в Национальном музее Республики Татарстан, мог видеть неподалеку от знаменитой Екатерининской кареты, под стеклом любопытный документ на пергаменте. Это грамота о возведении в 1763 году за «ревность и прилежность» к службе капитана Никифора Ивашева в чин секунд-майора. Внизу – подпись императрицы Екатерины II. (О Петре и Никифоре Ивашевых читайте на страницах «Мономаха» № 2 за 2015 год).

Почему «наш» Ивашев попал в музей Татарстана? На ту пору он принадлежал к дворянам Арского уезда Казанской губернии. Кстати, именно Никифор Семенович Ивашев в 1795 году был внесен в VI часть Симбирской дворянской родословной книги, куда записывали древние благородные роды. Родовым гнездом Никифора с семьей была деревня Ивашевка Буинского уезда Симбирской губернии, основанная еще в 1682 году его дедом, то есть прадедом нашего героя.

Герб рода Ивашевых. IV часть «Общего гербовника дворянских родов Всероссийской империи». 1799

Юность Петра Ивашева

Петр появился на свет 13 сентября 1767 года, когда его батюшке было уже 40 лет. Как было заведено в ту пору, Петрушу еще 8-летним мальчишкой записали в 1775 году фурьером в лейб-гвардии Преображенский полк. Спустя десять лет он начал там реальную службу сержантом, в двадцать лет стал прапорщиком. Но тогда же оставил гвардию, перейдя 2 марта 1787 года ротмистром в Полтавский легкоконный полк. Начиналась очередная Русско-турецкая война, и молодой Ивашев хотел понюхать пороху в боях с басурманами. Тем более под командой самого генерал-аншефа Александра Васильевича Суворова!

Ротмистр Ивашев отличился 6 декабря 1788 года в ходе блистательного штурма крепости Очаков. Причем эпитет «блистательный» никакое не преувеличение. Турки потеряли убитыми свыше 11 тысяч человек, а потери штурмовавших крепость русских войск составили убитыми менее пяти тысяч. За такую победу Суворов получил в награду от императрицы бриллиантовое перо на шляпу ценой в 4450 рублей. А для Петра Никифоровича наградой стали золотой крест за Очаков и внеочередной чин секунд-майора.

В 11 декабря 1790 года 23-летний Ивашев участвовал в другой легендарной битве Суворова – штурме доселе неприступного Измаила. Петр становится премьер-майором, зачислен в Фанагорийский гренадерский полк, а его грудь украсил новый золотой крест – за Измаил.

Молодой офицер был замечен главнокомандующим. С 1789 по 1795 годы Ивашев состоял квартирмейстером при штабе Суворова – то есть штабным офицером по оперативным вопросам управления. На всю жизнь Петр Никифорович сохранил глубочайшее уважение и преданность памяти великого полководца, а на старости лет написал воспоминания об Александре Васильевиче.

Взяться за перо Ивашева заставило отсутствие правдивой биографии полководца. Петр Никифорович писал: «На пространстве обширной России встречаются очень часто люди исполненные пламенных чувств к славе отечества и сожалеющие, что прошло уже сорок лет, как угасла громоносная жизнь Суворова – а отечество не имеет истории героя, блестящими подвигами и длинным рядом побед прославившего его оружие и признанного народами не в одном просвещенном мире великим из полководцев. <...> Суворов доказал свету свою гениальность в военном ремесле и озарил основными фактами последующих по нем военачальников, в числе коих не унизился признать себя и незабвенный Наполеон».

В эти годы раскрылся и талант Ивашева как военного инженера. Завоеванное Черноморское побережье надо было укреплять. «За Строение Одессы и Южных Крепостей» 7 февраля 1794 года 26-летний Петр Никифорович получил чин подполковника.

Графическая родословная Ивашевых. 2-я половина XVIII века

Спутник Суворова

Но не надо думать, что Ивашев превратился в тылового штабиста. Весной 1794 года в Речи Посполитой вспыхнуло восстание Тадеуша Костюшки. Не будем сейчас вдаваться в подробности многовековых непростых отношений России и Польши. Но события приобрели обоюдно жестокий и кровавый характер. Усугубляла ситуацию и Великая Французская революция, которая так пугала российский престол, и на поддержку которой так рассчитывали польские мятежники. На борьбу с восставшими был брошен непобедимый Суворов. Исход боёв решил октябрьский штурм Праги – не чешской Праги, а предместья Варшавы. За этот бой Петр Ивашев удостоился ордена Святого Георгия 4-го класса. Таким образом, у него было уже три креста за штурмовые операции – великая честь и военное везение, ведь обычно при штурме погибал каждый третий офицер…

Там же в покоренной Варшаве немец Иоанн Фридрих Антинг, служивший адъютантом Суворова, ознакомил его в конце 1795 года с первой (и единственной прижизненной) биографией полководца. Предоставим слово Ивашеву: «<...> Сочинитель читал свое произведение графу Суворову и первый том собственными фельдмаршала замечаниями тогда же был исправлен. Вторым же томом Суворов был недоволен, поручил мне, по возвращении из Одессы, указать Антингу недостатки и неверные повествования, вкравшиеся в его сочинение от слабого знания русского языка, и часто по той же причине превратно изложен смысл о происшествиях, описанных в реляциях, коими он руководствовался.

<...> Поручение фельдмаршала заключалось следующими собственными словами: «Во второй части Антинг скворца дроздом встречает, много немогузнайства и клокотни, – тебе лучше известно: куда пуля, когда картечь, где штык, где сабля; – исправь пожалуй солдатским языком, отдай каждому справедливость и себе – я свидетель».

Ивашев начал работать с Антингом, но «чрез три дня после этого поручения получен был Высочайший рескрипт Великия Екатерины, с приглашением победителя в Петербург». На этом редакторская работа Петра Никифоровича прервалась. Антинг отбыл в родное герцогство Саксен-Гота-Альтенбург, а Ивашеву приказано было сопровождать фельдмаршала в столицу.

«6-го декабря в 1-м часу по полудни последовал выезд из Варшавы. – писал Ивашев. – Дорога покрыта уже была небольшим мягким снегом; свежий воздух и резкий ветер заставлял против воли сидеть в закрытом стеклами экипаже; граф называл путь наш в дормезе путевым заточением <...>, он не имел иной теплой одежды, кроме длинной и широкой шинели светло-зеленого сукна на вате, подбитой красною шелковою тканью, – той самой, которая ему была подарена раненому князем Потемкиным-Таврическим, с своего плеча, при осаде Очакова. Ею граф мог закутываться с головою и ногами, и ею-то одною согревался во всю дорогу».

Суворова радовало то, что ущерб, который его армия нанесла населению уже почти не виден: «<...> приметно было с каким удовольствием замечал он, что прошлогодние наши следы зарастали лучшими и правильными зданиями; улыбаясь сказал: «Слава Богу! кажется, уже забыто все прошедшее»». В то же время Александр Васильевич не питал иллюзий по поводу «любви» поляков к русским и сказал Ивашеву: «<...> А волчьи ямы еще не заросли и колья в них живут еще до времени; – и добавил, перекрестившись, – милостив Бог к России, разрушатся крамолы и плевелы исчезнут».

Посмертная маска Суворова

Ехать фельдмаршалу и адъютанту пришлось по отвратительной дороге с колдобинами замерзшей грязи, в старом дормезе (большой дорожной карете). Отважный полководец «часто от страха вскрикивал и после над своею трусостию смеялся». В «чистенькой хате» неприхотливый в быту Суворов скоро заснул на постели из «мягкого сена». А на рассвете приключился курьезный анекдот, записанный Петром Ивашевым:

«По неосторожности адъютанта Тищенки, изготовлявшего хату, забыли осмотреть пустое место за печью, где спала глухая старуха; усталый от сидения в экипаже Суворов, по обыкновению своему, совершенно разделся, окатившись холодною водою, и чтобы расправить свои члены, начал прыгать по теплой хате, напевая из Алкорана арабские стихи. Старуха проснулась, выглянула из-за печки, испугалась, закричала: «ратуйте! с нами небесная сила». На крик ее и графа сбежались и насилу вытащили старуху, чуть живую от ужаса».

А вот еще одна история, приключившаяся по пути в Петербург: «Дорогою, после некоторых разговоров о намерении своем в праздник Рождества Христова петь с придворным хором в дворцовой церкви, приказал мне вынуть из переднего ящика дормеза ноты, для того, чтоб протвердить концерт: «Слава в вышних Богу», себе взял 1-й бас, а мне отдал 2-й и велел мне петь с ним. Я сколько ни извинялся недостатком голоса и незнанием нот, но должен был повиноваться. «Не так! ты пой за мною». И опыт доказал, что я лишен этого небесного дара. – «Положи ноты опять в ящик; не умеешь петь». Граф закутался в свою шинель и твердил на память турецкие разговоры».

По прибытии в столицу Суворов был осыпан милостями императрицы. 18 декабря 1795 года она пригласила его на постный обед. «На вопрос Государыни, какое лучше для него блюдо, отвечал: «Калмыцкая похлебка». Государыня требовала объяснения, он доложил: «не более куска баранины и соли в чистой воде вареные, самый легкий и здоровый суп». В праздник Рождества Христова и новый год он должен был быть у Государыни, но всегда испрашивал увольнения от приглашения к Высочайшему столу».

Еще больше, чем дворцовые обеды, утомляли полководца надоедливые визиты всевозможных вельмож. Но и здесь он проявлял суворовскую находчивость. Ивашев вспоминал, как Александр Васильевич ловко избавился от очередного гостя – бездарного дипломата Ивана Андреевича Остермана: «Во время обеда докладывают графу о приезде вице-канцлера графа И.А. Остермана; граф тотчас встал из-за стола, выбежал в белом своем кителе – на подъезд; гайдуки отворяют для Остермана карету, тот не успел привстать, чтоб выйти из кареты, как Суворов сел подле него, поменялись приветствиями и, поблагодарив за посещение, выпрыгнул, возвратился к обеду со смехом и сказал Державину: «этот контрвизит самый скорой, лучший – и взаимно не отяготительный».

А вскоре после триумфального возвращения в Петербург Суворов и Ивашев расстались. В 1795 году Петр Никифорович – полковник и командир Таврического конно-егерского полка. Карьера, казалось, складывалась блестяще.

Фрагмент экспозиции Государственного мемориального музея А.В. Суворова в Санкт-Петербурге с портретом П.Н. Ивашева (в горизонтальной витрине). 2016

Но при воцарившемся в ноябре 1796 года императоре Павле I в армии стали насаждаться прусские порядки. Недовольство ими Суворова навлекло гнев как на самого полководца, так и на его соратников. 6 февраля 1797 года любимый командир и наставник Ивашева в военном деле был уволен в отставку без права ношения мундира. Ивашев писал: «Звезда Суворова, верная спутница его славы, затмилась временною опалою: победоносный герой, лишенный знаков, знаменитою службою отечеству и престолу приобретенных, осужденный на уединенную жизнь в углу своего родонаследства, под надзором, с покорностию предавался воле Бога и в молитвенном сельском храме, без горести, без упреков, чистою душою молился о благоденствии любезного отечества.

Свита его рассеяна по разным местам; мне велено ехать в персидскую армию командиром Нижегородского драгунского полка и в 1798 году произведен генерал-майором и шефом Таганрогского драгунского полка и в то же время секвестровано мое имение за строение Одессы, производимое в 796 и 797 годах за то время, когда я находился при блестящих победах Суворова и потом в персидской армии, что и заставило меня в 1798 году оставить службу и оправдываться от напрасного посягания на мою честность в Петербурге».

Разумеется, «Екатерининский генерал, сподвижник Суворова, герой Очакова и Измаила», как именовал его Симбирский краевед Павел Любимович Мартынов, пострадал не за реальные грехи казнокрадства, а за близость к опальному фельдмаршалу. Секвестр был наложен на имение, поскольку по бюрократическим документам Ивашев формально продолжал числиться членом «экспедиции строения южных крепостей города и порта Одесского». Дело, возбужденное весной 1798 года хранится ныне в Государственном архиве Ульяновской области. Петр Никифорович собирал бумаги и доказывал, что не мог быть в числе растратчиков: «<...> В 794-м же году в июне м-це, до начатия еще того года крепостных работ, <...> я тогда же взят и употреблен был за старшего квартирмейстера <...>, следственно, с того уже времени я не имел ни малейшего участия в распоряжениях и никакого влияния в дела означенной экспедиции». Генерал Ивашев просил Военную коллегию представить государю доказательства своей невиновности. Но безуспешно.

Но 30 ноября 1798 года Петр Никифорович вышел в отставку по прошению. Официальная причина – болезнь и раны, полученные под Измаилом и Прагой. Причем даже тогда, когда император Павел вернул Суворова из изгнания, Ивашеву приходилось получать квитанции на возмещение растрат, к которым он был непричастен.

Последний раз бывший адъютант и великий полководец свиделись уже после триумфальных Итальянского и Швейцарского походов генералиссимуса Суворова. Петр Никифорович скрасил последние дни жизни великого полководца весной 1800 года. «По долгу сердца, – писал Ивашев, – я не отходил от него, с моих только рук принимал он назначенную ему пищу. В 12-й день кончил жизнь, как христианин. Трудно описать сильное изображение горестных чувств на лицах солдат и народа при поклонении телу в квартире и во время похорон».

Я. Суходольский. Штурм Очакова 6 декабря 1788 года. Центральный военно-исторический музей ариллерии, инженерных войск и войск связи, Санкт-Петербург

Зять Симбирского губернатора

Помимо опалы и обвинений, говоря по современному, в коррупции, для отставки Ивашева были и причины семейного свойства. В 1795 году умер отец Петра – Никифор Семенович, надо было вникать в хозяйственные дела имений.

Была и еще одна уважительная причина – на 30-м году жизни генерал-майор Петр Никифорович Ивашев стал женатым человеком. Свадьбу сыграли в январе 1797 года, а спустя, как и положено, девять месяцев, 13 октября в семье появился первенец – Василий, будущий декабрист.

Впрочем, мы немного забежали вперед, забыв представить невесту и ее семью. Избранница Ивашева – Вера Александровна была единственной законной дочерью симбирского вице-губернатора Александра Васильевича Толстого.

Оговорка «законная» не случайна. У Толстого был еще внебрачный сын Андрей, давший начало дворянскому роду Головинских (в 1917 году его потомок Федор Александрович Головинский станет губернским комиссаром Временного правительства). Хотя незаконнорожденный отпрыск и не носил фамилию Толстых, семейство о нем не забывало.

Наряду с женой Петр Никифорович получил «в нагрузку» и заботу об ее сводном брате. Также семья опекала двоюродную сестру Веры – Софью Николаевну – осиротевшую после Пугачевского восстания. Впрочем, для Толстых и Ивашевых семейные ценности и поддержка родственников всегда были не пустым звуком.

За супругой в приданное Пётр Никифорович получил имение в селе Ундоры Симбирского уезда. Краевед Мартынов отмечал: «…Всего же Александру Васильевичу Толстому принадлежало, в разных губерниях, 2.706 душ и более 43-х тысяч десятин земли. Это огромное наследство получила Вера Александровна Ивашева после отца... Но Ивашев и без этого был очень богат: Петр Никифорович владел наследственными вотчинами в разных губерниях, чуть не в большем количестве, чем его супруга. Ивашевы, жившие постоянно в селе Ундорах, оставили по себе завидную память».

В Ульяновском областном архиве хранится «Хроника и история села Воскресенскаго, Ундоры тож <...>», составленная бывшим крепостным Михаилом Васильевичем Русиным в 1869 году. В ней Вера Александровна Ивашева характеризовалась, как «достойнейшая рода Толстых, которая по вступлении своем в имение, как благотворный Луч Солнечный, осветила и согрела всех своею добродетелью! Сладко и утешительно вспоминать жизнь ее!.. Когда под кровом незабвенной нашей Матери дни текли всех нас в счастии и безмятежном спокойствии! Память ее для нас да будет Священна!..».

В августе 1797 года Александр Васильевич Толстой стал вторым в истории края симбирским гражданским губернатором, а уже в октябре того же года император Павел пожаловал его «за усердие и отличие, оказываемые в исполнении возложенных должностей» в тайные советники. Этот чин, соответствующий воинскому званию генерал-лейтенанта, был наивысшим для чиновника губернского уровня. Однако в июне 1799 года Толстой подал в отставку, ссылаясь на возраст и болезни. Возможно, были и другие причины, поскольку впоследствии против старика неоднократно затевалось следствие, а на его имущество накладывался арест и взыскивались штрафы за реальные или мнимые «упущения по должности».

Однако судебные тяжбы против него самого и против тестя не подорвали положения Петра Никифоровича. В Александровское царствование он вновь стал востребован государством.

В январе 1807 года Ивашев занимался формированием и возглавил в Вятской губернии земское войско (его также именуют временным ополчением или милицией). Эти части готовились для войны с Бонапартом, но заключение Тильзитского мира между Россией и Францией привело к роспуску земских войск. Тем не менее, труды Петра Никифоровича были отмечены особой Милиционной медалью.

12 декабря 1709 года отставной генерал Ивашев присутствовал среди почетных гостей на открытии в Симбирске мужской гимназии. А вскоре вернулся к военной карьере, поступив на службу в Корпус инженеров путей сообщения и водных коммуникаций. В его формулярном списке, хранящемся в нашем архиве, проставлен 1810 год, столичные источники называют другую дату – 4 июня 1811 года.

Продолжение следует.

Антон Шабалкин,

Ведущий архивист Государственного

архива Ульяновской области

Читайте наши новости на «Ulpravda.ru. Новости Ульяновска» в Телеграм, Одноклассниках, Вконтакте и Дзен.