Правда о семье Пластовых, которую рассказал художник Юрий Панцырев

В Музее А.А. Пластова 9 августа в шесть вечера состоится творческая встреча с живописцем, лауреатом Международной премии в области изобразительного искусства имени А.А. Пластова Юрием Панцыревым. В эти дни в музее работает его выставка, организованная в честь 125-летия со дня рождения Аркадия Александровича и посвященная женщинам из семьи и круга Пластовых. Юрий Николаевич знаком с семьёй Пластовых 45 лет, с Николаем Николаевичем Пластовым они «идут по жизни вместе» с 1973 года.

Беседа с художником состоялась накануне творческой встречи.

- Юрий Николаевич, как вы познакомились с Николаем Николаевичем?

- Крайне просто. Мы в один год с ним поступили в Суриковский институт. До этого мы друг друга не знали, и я не знал семью Пластовых, я не знал Ульяновск в принципе, поскольку жил во Владимирской области в небольшом городишке Камешково.

В институте с первого курса на лекциях мы стали садиться за одну парту, хотя были с ним в разных мастерских. И сдружились. Это, знаете, необъяснимо почему. Вот просто сблизились, хотя мы абсолютно с ним разные: он же меланхолик, а я довольно такой энергичный. Но как-то сошлись. Помню, как Коля всегда приносил в институт на лекцию шоколадочку. Он отламывал её и раздавал... До сих пор любитель шоколадочек.

В 1976 году по решению правительства состоялась в Москве в Манеже огромная выставка Аркадия Александровича Пластова (посмертная). У Пластовых сохранилось довольно большое наследие Аркадия Александровича. Но оно всё было на холстиках, рисунки - в папках. Это всё нужно было к выставке оформить. Это несколько тысяч работ! И, конечно, ни Коля, ни его отец не могли это сделать вдвоём. Коля попросил нас, своих друзей-студентов, помочь. И вот мы шесть человек полгода ходили в мастерскую-запасник на Петровке, где хранились пластовские работы – и всё оформляли: делали рамочки, красили, мыли некоторые холсты, натягивали. Мы работали много и долго, но работали в удовольствие. За работой много говорили об искусстве, да, собственно, обо всём. Потом у нас был достаточно длинный обед, правда, по времени это обедом было назвать сложно. Поздно вечером Елена Николаевна (авт.: жена Николая Аркадьевича Пластова, тоже живописец, девичья фамилия - Холодилина) приносила большие сумки с продуктами, раскладывала и кормила нас. Потом мы долго сидели, разговаривали – и ещё больше сдружились с Колей. И именно тогда я сдружился с самим Николаем Аркадьевичем.

- А правда, что благодаря Николаю Аркадьевичу вы попали в Ульяновск?

- В 1979 году, когда мы с Колей были на последнем курсе института, Николай Аркадьевич меня спросил: «У тебя какие планы после института? Ты куда собираешься уезжать?». «Я не знаю, мне всё равно. Наверное, в Туву. Меня туда приглашают», - отвечаю ему. В Туве я был несколько раз, там жил мой однокурсник, с которым мы тоже сдружились. И он мне предложил: «Давай к нам!». Хотя там ничего не было: маленькие деревянные домушки без крыш, сверху засыпанные землёй. Вот в таких домушках у некоторых художников были мастерские и маленький выставочный зал - в парке. Но я тогда любил экзотику и писать было без разницы где и что, я просто любил писать, поэтому думал: поеду, а там жизнь покажет.

Николай Аркадьевич меня отговорил: «Зачем тебе так далеко уезжать. Может, ты всё-таки подумаешь и к нам в Ульяновск поедешь, или в Ярославль, там тоже хорошая организация?». «Вот как вы скажете, так и будет», - ответил я ему.

Николай Аркадьевич поговорил с Алексеем Васильевичем Моториным – он тогда был председателем регионального Союза художников. Потом тот посмотрел мои работы, ему понравились, и он пригласил меня на работу. В Ульяновске меня сразу заселили в квартиру для временного проживания, которая принадлежала Союзу художников. А через год я получил уже свою квартиру и мастерскую. Здесь в то время хорошо было с заработком, у художников было много заказов.

Но я первые годы так и жил практически всё время у Пластовых в Прислонихе. Летом всегда все вместе ходили на сенокосы, тогда они ещё держали корову.

- То есть вы помогали косить сено?

- Не просто помогал, мы жили одной жизнью: Коля, я, Николай Аркадьевич. На зиму мы с Колей запасали огромное количество дров, чтобы всё протопить. У них в избе и в мастерских было шесть печек. Физически было много работы. Сами пахали. Когда год был ничего, лошадь нанимали за бутылку. Но были годы, когда мы с Колей впрягались в плуг, а нянька сзади, держась за плуг, пахала. А картофель частенько мы с нянькой убирали вдвоём. Осенью Пластовы уезжали, как правило, в Москву, а мы с ней брали вилы и из грязи эту картошку выбирали. Зимой тоже хозяйничали с нянькой, печки протапливали, корову помогал кормить. Весной моей задачей было набить погреб снегом, чтобы всё лето был ледник, тогда же холодильников не было, там мы хранили молоко и знаменитый нянькин квас. А вечерами, когда все дела сделаю, просматривал огромное количество альбомов по искусству. Николай Аркадьевич не каждому разрешал это делать.

Это была обычная нормальная наша жизнь, хорошая. Я до сих пор вспоминаю всё это с огромным удовольствием!

Спустя несколько лет я стал председателем регионального отделения Союза художников, но всё равно ездил к Пластовым. У меня в Прислонихе была самая драная телогрейка. Нянька всегда меня за неё ругала. Пошлёт в магазин, а потом говорит: «Юра, ну что ты меня позоришь! Ты председатель, секретарь Союза художников страны, и в такой драной телогрейке ходишь!». Я до сих пор в этом остался не очень разборчив, мне удобно – и всё.

- Какой была нянька? Она ведь попала в семью Пластовых ребёнком, тогда ещё Аркадий Александрович не был женат. И прожила в этой семье всю жизнь.

- Мы все её звали «нянькой», потому что она нянчила и Николая Аркадьевича, и Николая Николаевича. Её полное имя - Екатерина Васильевна Шарымова, она была дочерью Екатерины Андреевны Шарымовой – местной жительницы села Прислониха, с которой писал портрет Аркадий Александрович.

Нянька была сама по себе уникальной женщиной. Не грамотная, но хитренькая. Она всегда «спасала» Пластовых от непрошеных гостей, вытягивала верхнюю губу и говорила: «А Николая Аркадьевича нету, уехал в поле». По этой губе мы всегда видели, когда нянька врёт. Её и в деревне все очень уважали. Она была в хорошем смысле этого слова заводилой, во всём принимала участие. За всё время я не видел, чтобы она спала долго. Всё время была на ногах.

А пироги у няньки – это было что-то потрясающее! К сожалению, долгое время не мог привыкнуть к пирогам жены, всё время говорил: «Это не как у няньки». Я помню, как нянька выбирала дрожжи для пирогов: по цвету, по запаху. Когда она делала пироги, это было какое-то колдовство. Выпекались они в печи. Пироги получались мягкие, пышные, но с тонким тестом и большим количеством начинки. Начинка была разной: капуста, лук с яйцом, картошка, сага, с грибами и так далее. И пирогов она делала 20 противней! В субботу и воскресенье съезжалось в Прислониху много людей. К ним заезжали просто так: мимо ехал – и зашёл. А начальство было там очень часто. Обязательно накрывался стол. Нянькины пироги были основным блюдом. Все гости также любили нянькины бочковые помидоры, они были у неё превосходные! И ещё у няньки хорош был квас! Она его делала на мёду и с изюмом – вкуснейший!

- На вашей выставке есть шикарный портрет Елены Николаевны Пластовой (Холодилиной) – мамы Николая Николаевича. К сожалению, в январе этого года её не стало. Какая была она?

- Елена Николаевна была у нас мать-кормилица. Если нянька пекла, то на ней была кухня. Она делала всё постепенно, медленно, но вкусно. Очень любил её жареную картошку. Она подавалась на огромной сковороде, потом заносили молоко с ледника. Никогда не забуду этот вкус!

Но при этом Елена Николаевна работала и на огороде, не отлынивала, хотя она сама - дворянских корней. Она была родом из Луганска. Все родственники её занимали высокое положение: дед был главой города в дореволюционный период, а отец был очень известный учёный-химик, он изобрёл покрытие для эмалированной посуды. Елена Николаевна, как и мы с Колей, окончила Суриковский институт. Она была хорошим живописцем, к сожалению, в деревне у неё практически не оставалось времени на живопись. Также она великолепно разбиралась в литературе.

Благодаря Елене Николаевне я стал писать букеты цветов. Она очень любила цветы и всегда их сажала. Днём у меня не получалось их писать, в деревне каждый день какая-то работа, особенно летом, поэтому я нарезал цветы, ставил их в букеты и по вечерам писал.

- А на каких ваших картинах можно увидеть Прислониху?

- У меня много пейзажей с видами Прислонихи. Даже пару пейзажей есть на открывшейся выставке. А основная масса картин – всё вокруг Прислонихи. Взять хотя бы моего «Чехова», который стал довольно известный, он написан зимними вечерами в мастерской Пластовых. Днём топил печки, делал ещё какие-то дела, а вечером садился в мастерской. Это, собственно, я сам себя написал, только голова чеховская. Вишнёвый сад, который видим на картине, тоже пластовский, но вместо вишнёвых деревьев – яблони Пластовых  (за основу взял этюд, написанный в их саду).

- Давал ли Николай Аркадьевич какие-то советы, как писать?

- За что я всегда уважал Николая Аркадьевича, он был очень тактичный. Если что-то говорил, то очень вежливо. Ему нравилось, что я делал. Более того, всегда хвалил. В Прислонихе мы много времени проводили вместе: беседовали об искусстве, спорили, резались в шахматы до трёх-четырёх часов ночи.

- С Николаем Аркадьевичем резались в шахматы?

- И с Колей тоже. Я их обоих обыгрывал. А Николай Аркадьевич не любил проигрывать, поэтому так долго засиживались. Бывало, я уже засыпаю – он-то привык, у него был послеобеденный сон – а требовал: «Нет, Юра, давай ещё попробуем!». И опять я выигрывал! И он опять требовал ещё разочек сыграть. Это всё длилось бесконечно, пока я не говорил: «Всё, пат!». А Николай Аркадьевич не только не любил проигрывать, но и не признавал пат, то есть ничью. Он начинал что-то доказывать. Мы с ним были оба заводные, много спорили. Не ругались, но спорили громко на весь дом.

И с нянькой тоже спорили. А с нянькой, когда на поле пахали, переругивались через всё это поле. Нас слышно было во всей Прислонихе. Совсем другие были Коля, Елена Николаевна, особенно баба Наля (авт.: Наталья Алексеевна – жена Аркадия Александровича Пластова) – они были все тихие, немножко медлительные. Это даже хорошо, что они такие.

Вот такая у нас была жизнь. Мы до сих пор с Колей дружны. Сблизились и наши семьи: наши дети выросли вместе. Когда они приезжают из Москвы, прежде всего останавливаются у меня, а потом – в Прислониху. И все наши фотографии – наши дети такие, потом такие, затем такие, и всё - на Волге. И до сих пор они тоже дружат. А Аришка - моя крестница. И все мы относимся друг к другу с любовью.

Читайте наши новости на «Ulpravda.ru. Новости Ульяновска» в Телеграм, Одноклассниках, Вконтакте и Дзен.