Антон Шабалкин: «Архив – это биография»
Ходячая энциклопедия Ульяновска – так, пожалуй, можно назвать постоянного автора и сегодняшнего собеседника «Мономаха» – Антона Шабалкина. Сегодня архивисту исполнилось 50 лет, из которых 32 он посвятил работе в архиве, куда пришел в октябре 1985 года. С тех пор он изучает историю Симбирского-Ульяновского края и рассказывает о ней в статьях, лекция, радиопередачах и на экскурсиях жителям и гостям Ульяновска. Мы встретились с Антоном Юрьевичем и поговорили о его жизни и профессии.
– Антон Юрьевич, почему вы пошли работать в архив?
– Я всегда говорю, что в архив люди, как правило, попадают случайно. Ни одного ребенка нет, который бы в детстве мечтал стать архивистом. Мечтают быть летчиками, космонавтами, моряками. Я о существовании в нашем городе Государственного архива впервые узнал тогда, когда переступил его порог.
После окончания школы я не очень хорошо представлял, чем займусь, но интересовался художественным творчеством, причем великим художником себя никогда не мнил, а вот заниматься искусствоведением было интересно. Я учился в детской художественной школе, которую основал Юрий Васильевич Павлов. Кстати, одним из педагогов во втором классе у нас был Владимир Константинович Дмитриев, нынешний отец Владимир из села Прислониха. Люди достаточно интересные. И я подумывал поступить на искусствоведа, но проморгал экзамены на заочное отделение самого знаменитого института в здании Академии художеств на Набережной Невы. Поэтому год мне нужно было проработать в музее.
Антон Шабалкин в читальном зале ГАУО. Март 2004. Фото В.А. Никитина
Сперва я пришел в Художественный музей. Мне дали подготовить лекцию по искусству XVIII века. Я что-то там пробекал-промекал, ибо язык у меня тогда был еще очень плохо подвешен. Они вздохнули и предложили попробовать силы еще в галерее «В.И. Ленин в изобразительном искусстве». Я пошел на ул. Л. Толстого, там сказали подготовить текст по залу, посвященному Гражданской войне. Но, видимо, это тоже не производило особого впечатления и дальше произошло следующее. В кабинете, возглавлявшего на тот момент галерею Марка Харитоновича Валкина, – нашего легендарного музейщика, много лет возглавлявшего Краеведческий музей, будучи на пенсии, он работал в Ленинской галерее, – он меня спрашивает: «Может в архив тебе?». Поскольку пора было уже определяться: летом окончил школу, а уже октябрь на дворе, я согласился. Он при мне звонит начальнику архивного отдела облисполкома Сергею Кузьмичу Гребневу и просто дословно: «Да нет, не родственник, просто хочу помочь парню». Положил трубку и говорит: «Иди, спросишь Гребнева. Знаешь где архив?». Я кивнул, хотя плохо представлял, где это. Нашел архив только со второй попытки. Это было начало октября месяца. В архиве как раз была потребность в операторе микрофотосъемки, то есть микрофильмирования документов. Мне сказали: «Сейчас тут 7 октября, День конституции, праздничные дни. Ты подумай, надумаешь, после праздников приходи». 9 октября 1985 года я пришел и с тех пор так и работаю в архиве, хотя сам архив за это время сменил несколько адресов.
Антон Шабалкин у портрета гр. В.В. Орлова-Давыдова в Сызранском краеведческом музее. 6 августа 2016. Фото Е.И. Трошиной
– О переездах, сколько их было у архива?
– Сказать, сколько было переездов, затрудняюсь. Много. Одно время переезжали в Дом правительства, потом перевозили и малые группы документов: что-то в здание архива новейшей истории, что-то потом приходилось перевозить обратно. Но каждый переезд не несет ничего хорошего документам, которым требуются определённый температурно-влажностный режим и минимум физического воздействия. Из-за переездов прерывается и научная работа, и выдача справок населению. Не зря говорят, каждый переезд хуже наводнения и пожара.
– В сентябре 2017 года госархив переехал на ул. 12 Сентября. Как вам новое здание?
– До центральных архивов, – Московских, Питерских, – нам, конечно, далеко, но оборудование у нас хорошее: по сканированию документов, обеспыливанию. У нового здания много плюсов, но я видимо достиг того возраста, когда кажется, что раньше и вода была мокрее, и трава – зеленее, поэтому, для меня родным остается то церковное здание в переулке Гоголя, где я начинал работать.
– Начинали вы оператором микрофотосъемки в лаборатории реставрации и микрофильмирования. Расскажите, в чем заключалась ваша работа?
– По тем временам была шикарная машина – съемочный аппарат немецкой фирмы «Carl Zeiss Jena», система докуматор. Я клал документ, вручную нажимал кнопку или ножную педаль и производилась съемка. Кстати, докуматор высоко ценился, подарок нашему городу в двух экземплярах: один на автозавод, другой – архиву. В других регионах нам завидовали. Так вот, помимо того, что микрофильмировались документы фондов, которые потом на пленках выдавались исследователям в читальный зал, еще была подготовка фотодокументальных выставок. Одно время, в 80-е годы, к круглым датам устраивались выставки в витрине типографии «Ульяновская правда», – то что сегодня мы знаем как Дом печати на улице Гончарова, – там вывешивались большие фотографии 30х40 по разным темам, к примеру, гражданской войне, революции.
Князь Л.В. Яшвиль. Фото ГАНИ
– В лаборатории вы работали один?
– Работали в паре: я – оператор и Александр Владимирович Пономарев – фотограф, который, когда я устроился, должен был обучить меня работе оператора. Пономарев – талантливый фотограф, энергичный мужчина, но человек, у которого с дисциплиной, также как и у меня, было сложно. Иногда он на неделю или полторы исчезал. В архиве никто не знал, где он есть. Начальник лаборатории Валентина Петровна Павлова говорила: «Ох, приедет, я этому Пономареву голову оторву». И вот появлялся Пономарев, я ему говорил: «Валентина Петровна грозилась вас убить». Он поднимался наверх, а кабинет начальства располагался прямо над моим, и слышу хохот Павловой. Он был ужасно обаятельный человек, начинал рассказывать какие-то байки. Потом он уходил в проявочную комнату – иногда на целые выходные, иногда оставался в ночь, и за несколько дней наверстывал объём работ за пропущенную неделю. В первый мой рабочий день его тоже не было, но его в колхоз вроде направляли. Поэтому у меня была очень примитивная работа. Мне, то ли после реставрации давали укладывать листы дела, чтобы его потом на станке подшивать, то ли нумеровать листы. То есть что-то скучное и банальное, что я приуныл и ждал, когда же этот легендарный Пономарев появится. Кстати, был такой архивный фразеологизм: красив, как Сашка Пономарев.
– Вам приходилось просматривать огромное количество документов. Какой из них произвел на вас впечатление?
– Если брать начало работы, напомню, что в архив я пришел в годы перестройки, когда поднялась волна разоблачения «ужасов прошлого», и вдруг, мне попадается документ, что здесь в 1912-1913 годах отбывал ссылку Генрих Ягода, будущий глава НКВД. Это было интересно. Мы еще обсуждали: «Да, это тот самый Ягода, про которого была статья в «Огоньке», он у нас был молодым в ссылке». С тех пор уже столько всего увидено, услышано, просмотрено, опубликовано, что выделить один документ невозможно. Может еще я не такой эмоциональный человек.
Музейный патриарх М.Х. Валкин. 18 июня 2012
– Какая историческая тема вам близка?
– Лет 10-15 назад вместе с Иваном Эдуардовичем Сивоплясом, – который хотя и моложе меня на 4 года, многое мне дал, я учился у него как работать с документами, как документ пропустить через себя и потом написать статью, – мы «болели» историей симбирских губернаторов. Причем, столкнулись с тем, что до революции эту тему особо не поднимали. Это как всегда – один начальник приходит на смену другому, он часто старается забыть все, что было при предшественнике и начинает с чистого листа. Губернская архивная комиссия пыталась собирать материалы, многое было сделано тем же Павлом Любимовичем Мартыновым. Но когда мы стали заниматься, нашли массу ошибок. В советское время, естественно, губернаторами никто не занимался. Даже в книгах, посвященных семье Ульяновых, губернаторы упоминались, но часто даже не писались их фамилии. Мы с Сивоплясом погрузились в тему и лишний раз убедились в том, что история постоянно повторяется: какие-то сюжеты находили отклики, то есть мы могли сравнивать губернатора с тем или иным начальником. Даже в статьях мы писали – у него была такая должность, будто он Чубайс и такой-то в одном флаконе. И неоднократно вспоминали русскую литературу, – и Гоголя, и Салтыкова-Щедрина, – сюжеты из их бессмертных произведений, пусть и с гиперболами, но то, что творилось в действительности недалеко от этих гипербол уходило.
Презентация сборника «Родина Гончарова». 15 августа 2012
– Антон Юрьевич, вы пишете книги на основе архивных документов. Легко ли вам это дается, и где черпаете вдохновение для их создания?
– Все что касается с издательской деятельностью архива, начиная с 2004 года, неразрывно связано с именем Людмилы Александровны Сомовой, человека, который больше 40 лет работает в архиве. Она как раз стала той искрой, от которой возгорится пламя. Именно ей принадлежат идеи многих сборников и не только. Когда приближалось 200-летие со дня рождения Ивана Александровича Гончарова в 2012 году, Людмила Александровна сказала: «Близится юбилей Гончарова, давайте издадим гончаровский календарь». Я скривился: «Чего это мы будем издавать, у нас вон музей Гончарова есть, пусть у них голова болит». Но она нас как-то заразила этой темой и мы засели. Причем самое трудное в работе – это начать и остановиться, то есть сначала заставить себя полюбить это дело, а потом от него оторваться. Этот календарь стал событием. Потом уже стали издавать карамзинский календарь и другие. Но мы, можно сказать, стали пионерами в издании такого календаря, который был не просто с картинками, он был информационным. Некоторые школы до сих пор используют его как наглядное пособие.
Фото с выставки «Я так вижу». И.А. Антонова. 27 сентября 2012
Потом Людмила Александровна сказала: «Гончаровым занимаются многие, но у нас есть улица Гончарова, которая тоже отмечает юбилей: Гончарову 200 лет, улице – 100, как она носит его имя. А давайте мы сделаем виртуальную экскурсию». Параллельно мы еще работали над сборниками «Родина Гончарова» и «Симбирские люди в Отечественной войне 1812 года». Поначалу подготовкой виртуальной экскурсии занимался другой отдел, потом мне Людмила Александровна говорит: «Слушай, подключайся. Нужно делать презентацию. Ты в «Photoshop» уже поднаторел». Ну я и подключился. Получилось 60 с чем-то слайдов. Материал опять-таки интереснейший. И я понял, что хотя почти год изучал документы по улице, еще многого не знаю. Выросло это в книгу «Улица Гончарова», которая стала бестселлером. Я автор-составитель, но человек, без которого этой книги не было бы – это Людмила Александровна Сомова. Она умеет заставить работать, причем не в приказном прядке, а через «давай попробуем». Начинается мозговой пинг-понг, я бы сказал, когда идеями уже обмениваешься налету. Почти как в «Бриллиантовой руке»: «А что если…». «Не стоит». «Тогда может быть нужно…». «Не нужно». «Разрешите хотя бы…». «А вот это попробуйте». Когда уже на полуслове понимаешь друг друга. Например, такой диалог: «Чем сейчас занимаемся?». –«Да вот, письма Шурки». Это значит – готовим к публикации письма из окопов Первой мировой войны Александра Владимировича Поливанова.
– В архиве хранится более миллиона документов. Для обывателей поиск в архиве – это все равно, что поиск иголки в стоге сена. Скажите, трудно ли найти то, что нужно вам?
– По-разному бывает. Иногда само плывет в руки, что нужно. Видимо когда занимаешься какой-то темой, просто где-то похожее слышишь, видишь, и срабатывает контакт, а иногда бывает, что уже вроде бы все нашел, а потом совершенно случайно, там, где и не предполагал на что-то натыкаешься. Здесь непредсказуемо.
Экскурсия по Воскресенскому некрополю. Август 2015
– Антон Юрьевич, можно сказать, что вы лично, хоть и заочно, знакомы со многими симбирянами прошлого. Кто для вас более симпатичен?
– Естественно свои любимцы есть. Из губернаторов, например, князь Лев Владимирович Яшвиль, человек, который понимал порочность тогдашней системы, который откровенно писал в Санкт-Петербург в министерство внутренних дел: «Кроме очень немногих, в России нет довольных, вероятной причиной этому всеобщая бедность и необеспеченность». Писал он о проблемах, вызванных русско-японской войной, неудачных министрах. Ему пришлось править как раз в начале Первой русской революции: в 1904 году он был назначен, в 1906-м его Столыпин сместил. При этой всей кипевшей тогда жутко варившейся каше политических страстей, он старался выпускать пар, чтобы не было социального взрыва. При нем кровопролитий не было таких, как в соседних Поволжских губерниях. Он писал: «…В беседах с крестьянами, которые я веду теперь каждый день, …жажда земли так велика, что они ни о чём другом не думают». Когда начинались забастовки, приглашал фабрикантов и предлагал им пойти на уступки: повышение зарплаты, сокращение рабочего дня и т.д. Лучше пожертвовать малым, чем лишиться всего. Так вот, на него реакционерами была составлена жалоба-петиция. В январе 1906 года местные дворяне во главе с предводителем дворянства Поливановым добиваются аудиенции у Николая II. Потом уже нужен был только повод, чтобы сместить этого губернатора. Причем он не отказывается от своих взглядов, и в том же 1906 году в Киеве издает книгу «Воспоминания о Симбирске 1905-1906 годов», где достаточно откровенно описывает ситуацию в городе. Он не был ни в коем случае революционером. В книге он и о революционерах критически отзывался, и в то же время критически о консерваторах-реакционерах, которые ничего не хотели менять. То есть такой человек – белая ворона среди чиновников. У нас же, как правило, что-то спускают сверху, сразу берут под козырек, а он даже в своих мемуарах писал: «Для того, чтобы оставаться честным человеком, надо не всё исполнять». То есть фактически саботировал некоторые указания центра, ради блага региона.
Ещё мне очень интересны врачи, биографиями которыми я занимаюсь. Не просто высочайшие профессионалы, но и яркие неординарные личности: окулист Григорий Иванович Суров и психиатр Василий Александрович Копосов. Этот ряд, конечно, можно продолжать. То есть, всегда интересны это люди из ряда вон выходящие.
Просматривая документы, замечаю, что хотя официальный документ – это всегда какой-то определенный стандарт, что и должно быть, – но самое интересное, это когда от норматива отступают, тогда прорывается живое чувство.
У статуи казашки. Экскурсия по праку «Дружбы народов» 19 сентября 2015
– Знания некоторых кандидатов и докторов исторических наук на фоне ваших просто блекнут. Почему вы не пошли в науку?
– Наверное потому, что стараюсь быть на грани научно-популярного. Мне интересно рассказывать людям, которые не являются специалистами, живым языком об истории, чтобы можно было и как-то пошутить, и что-то ввернуть, иногда сделать отсылку к современности. Научные статьи тоже публикую время от времени в сборниках, но не любитель этого. Не хочется высушивать факты. Потому что в научной статье от комментария лучше воздержаться. А иногда такие бывают нюансы, что подобно Пушкину хочется сказать: «Ай да сукин сын!»
– Считаете ли вы себя краеведом?
– Если честно, то на эту тему с журналистами всегда ругаюсь, я не краевед, я архивист. Краеведы – это очень широкое понятие. Какого-то четкого определения дать нельзя. Когда меня попросили в прошлом году для газеты Централизованной библиотечной системы определить термин краеведение, я им коротко написал – осмысленная любовь к месту, где живешь. Потому что краеведение может быть самое разное: кто-то глобально смотрит по личностям, которые здесь родились и прослеживает их путь до столиц, до заграниц (если это эмигранты), кто-то берет конкретный населенный пункт. Но, как я уже сказал, важна именно осмысленная любовь. Бывает, что человек мнит себя краеведом, но начинает такое нести, что не знаешь что делать: затыкать уши себе или ему рот. Все, кто так или иначе занимается историей края, в различной степени краеведы. Но я в первую очередь – архивист, стараюсь «идти от документа».
– Никогда не задумывались сменить работу?
– Бывали разные ситуации. Мне говорили о вакансиях и в Заповеднике, и в Краеведческом музее, но я отказывался и говорил, что даже, если что-то в архиве сейчас не так, мне тем более его неудобно предавать, бросать. В данном случае нужно оставаться верным тому делу, которому служишь, и когда это дело процветает, и когда переживает не лучшее время. Поэтому никогда не подумывал о другом месте работы.
– Что для вас архив?
– Можно сказать банально, совершенно избитой фразой – второй дом. Потому что я ничего другого делать не умею. Сейчас я себя вне архива не представляю, без архива уже не могу, надеюсь, и архиву без меня было бы не очень хорошо. Мы сейчас как-то нужны друг другу. Архив – это биография.
– Давайте поговорим о ваших увлечениях.
– Много лет я занимаюсь фотографией. Это как-то произросло отчасти от первой архивной должности в фотолаборатории. К примеру, нужны иллюстрации – идешь, фотографируешь дом, или человека. Или, находясь в Питере, идешь по набережной Фонтанки, смотришь на здании доска: «В этом доме жил Николай Иванович Тургенев», – фотографируешь ее, а в голове: «Так, не забыть, когда буду на другой стороне Фонтанки общий вид сфотографировать». Это, можно сказать, как часть профессии.
Но профессиональным фотографом себя не считаю, поэтому говорю, что это не фототворчество, а фотофиксация. Хотя, как ни странно, в 2016 году Елена Константиновна Беспалова и Иван Сивопляс раскрутили меня на первую персональную фотовыставку «Я так вижу», которая проходила в рамках Сытинских чтений на территории Музея-заповедника «Родина В.И. Ленина». Там я представил разных людей. Когда я им принес на отбор фото, – нужно было выбрать где-то два десятка, – у меня была папочка, озаглавленная «МУР», в ней подразделения: «Мордовские красавицы», «Ульяновские краевРеды» и «Разное». В последней папке – фото людей, которые приезжали в Ульяновск, к примеру, директор Музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина Ирина Александровна Антонова, или Никас Сафронов, в ней же фото ульяновских журналистов, священников. Очень люблю мордовский фестиваль «Масторавань морот», который проходит в селе Кивать Кузоватовского района. Каждый год привожу оттуда очередную порцию фотографий ядреных, кровь с молоком, мордовских красавиц. Самая большая папка – «Ульяновские краевРеды», где портреты моих коллег. Когда возник вопрос, как назвать выставку, я предложил: «Я так вижу». Название, которое защищало от каких-то придирок.
Экскурсии появились спонтанно, благодаря еще одному моему увлечению – некрополистике (изучению кладбищ), – которым мы занимаемся вместе с Иваном Сивоплясом. У Воскресенского кладбища в 2014 году был юбилей – 140 лет со дня его открытия. Стал думать, что сделать. Я мог написать статью, выступить на радио, может кого-то из журналистов-телевизионщиков вытащить. Но это была бы капля в море. Тогда решил собрать журналистов, чтобы они каждый написали о Воскресенском кладбище. Потому что когда одной темой занимаешься, ловишь себя на мысли, что говоришь шаблонно. Для экскурсии это может и хорошо, что текст не нужно заучивать, а для статей хочется разнообразия. Это было 22 июля, накануне кладбищенского юбилея. Пригласил группу журналистов – целевая аудитория, были помимо них еще и «простые смертные». Я как прикинул, часика полтора-два походим. В результате мы ходили 4 или 4,5 часа. Но зато потом, в течении, наверное, месяца, появлялись одна за другой публикации и в печатных изданиях, и в электронных. Моя задумка превзошла все ожидания. Через несколько дней, 2 августа, я провел вторую экскурсию, где основное ядро составили краеведы. А дальше пошло-поехало. Стали поступать заявки. Чаще всего заказывают экскурсию прихожане церкви Воскресения Христова. Я уже не знаю, сколько сотен живых ульяновцев я привел в гости в город мертвых (как переводится слово «некрополь» с греческого), и это уже стало чем-то неотъемлемым. Материал по теме разрастается. И теперь я, как правило, провожу одну большую экскурсию, разбитую на несколько частей. В 2017 году ее пришлось разбить на три дня. В общей сложности она составила 10 часов.
В 2015 году, зная, что я публиковал материалы о парке «Дружба народов», ко мне обратился директор Креативного бизнес-пространства «Квартал» Паша Андреев. Была инициатива – возродить, если не парк, то хотя бы интерес к нему. Мне это показалось интересным: с одной стороны – рассказать о славном прошлом парка, с другой – показать большому количеству людей нынешнее позорное его состояние.
В прошлом году, как известно, там началась реконструкция. Улучшит она состояние парка, или выйдет «как всегда», сказать сейчас еще сложно. Если сравнивать с кладбищем, то после экскурсии и появления общества «Возрождение Воскресенского некрополя», люди туда потянулись. Там проходили субботники, причем участвовали и волонтеры, и военкомат, и суворовцы, и городские службы сделали многое. Ну не сравнить, что было 5-10 лет назад. Хотелось бы, чтобы и парк нашёл своих «возрождателей».
Когда меня спрашивают, какие у меня любимые места в городе, я смеюсь: кладбище, заброшенный парк «Дружбы народов» и «Карамзинка». Историей больницы я тоже занимаюсь, но возить туда людей, просто в силу специфики учреждения, не стоит.
В 2017 году, к столетию революции, мне в госархиве предложили разработать маршрут по центру города: «Симбирские судьбы на сломе эпох». Там идти, я просто по карте замерил, чуть больше двух километров. Но экскурсия тоже растянулась на 3 дня. Первый день ходили 4 часа, второй из-за того, что было холодно – 2 часа, и в последний день около 3 часов.
Пока все. Может, будут еще какие-то варианты. Про экскурсии по улице Гончарова меня неоднократно спрашивали, но там слишком шумно. Я пока выбираю локальные, ограниченные территории, где можно и спокойно ходить, и фотографировать, и говорить, чтобы тебя было слышно.
– Антон Юрьевич, вы всегда на связи с журналистами, сами пишете статьи, выступаете на радио и телевидении. При этом вас не найти в социальных сетях. Почему обходите Интернет стороной?
– Мне хватает того, что я по профессии публичный. Потому что по характеру я человек замкнутый. Когда мне говорят, пошли в кафе, я отвечаю, что предпочитаю есть в одиночку ночью на кухне и то, что готовлю сам. Иногда люди узнают мой номер телефона, звонят с вопросами, то по поводу населенного пункта, то по церквям и так далее. Как будто вся информация у меня в голове по полочкам разложена. И мне неудобно отказывать сразу.
От такого внимания устаёшь. Поэтому, когда я бываю в музеях Питера или Казани, рад, что чувствую себя простым посетителем, которого никто не знает и не подходит с вопросами.
Был забавный эпизод: мы ехали в трамвае со знакомой, о чем-то разговаривали, и сидящая впереди женщина вдруг поворачивает голову и спрашивает: «Вы Антон Шабалкин, я вас по голосу узнала, слушаю ваши радиопередачи». Это приятно, но и напрягает. Повседневной публичности избегаю и принципиально ни в каких соцсетях не регистрируюсь. И бываю рад, когда меня не узнают.
Беседовала Ольга Шипова,
журнал «Мономах»
Читайте наши новости на «Ulpravda.ru. Новости Ульяновска» в Телеграм, Одноклассниках, Вконтакте и Дзен.