Никита Высоцкий: Отец, возможно, посмеялся бы надо мной



25 июля 1980 года в самый разгар Олимпиады в Москве остановилось сердце актера и поэта Владимира Высоцкого. 36 лет спустя в Ульяновске с лекцией о развитии регионального кино побывал сын Владимира Семеновича, известный актер, режиссер, сценарист и кинопродюсер Никита Высоцкий. Упустить шанс поговорить с Никитой Владимировичем о нем, отце и времени «Ульяновская правда» не могла себе позволить.
 

- Так уж случилось, что многие мои коллеги все интервью с вами невольно превращают в интервью с вашим отцом…
- И я не вижу в этом ничего плохого. Сколько бы я ни ездил и ни выступал, на всех встречах всегда незримо присутствует мой отец. Вот уже 36 лет его нет, но он почему-то очень многими людьми востребован, почему-то нужен. И мне нравится говорить о моем отце больше, чем о себе.
- Будет ли когда-нибудь такое время, когда мы узнаем о Высоцком все?
- Мы всегда узнаем то, что кому-то другому уже было известно, находим новых свидетелей, новые документы. Поэтому, наверное, этот процесс будет продолжаться, будут появляться и новые материалы и подробности его жизни. во всяком случае, пока об отце помнят.
- А какой он - из ваших детских воспоминаний?
- В детстве я имел весьма приблизительное представление о том, как и чем отец живет. Я играл в баскетбол и футбол, мне нравились девочки, я дрался с приятелями. Соединяться стало то, что им сделано, с тем, что это именно он сделал, только года за три до его смерти. Было лето, он зашел, мама сказала, что Никита балбесничает, валандается без дела. Он: давай-ка в театр. Я пошел на его спектакль и был придавлен. Стал серьезно слушать песни, ходить на другие спектакли, концерты.
- Сам Владимир Семенович мог, например, пойти с вами поиграть в футбол во дворе?
- В футбол во двор он играть не ходил, и не потому, что ему это не позволяла его знаменитость, а потому что много народу бы собралось смотреть, как он играет, и матч был бы безнадежно испорчен. Но мальчишество было для него очень характерно. Всем известно, что у отца был «мерседес». Чуть ли не единственный тогда на улицах Москвы. И все водители на отечественных машинах старались нас как бы «сделать», обогнать. Вот мы как-то стоим на светофоре на «Ленинградке», а рядом останавливается то ли «жигуль», то «запор», и его водитель страшно газует, чтобы сорваться с места вперед отца. Отец поворачивается к этому водителю, одобрительно кивает и - как вдавит! А впереди мост. И отец говорит: «Ну все, взлетаем». Такое мальчишество…
- Свою последнюю встречу с отцом хорошо помните?
- Да, это мучает меня всю жизнь. Мы смотрели открытие Олимпиады-80. Бабушка придумала сделать семейный вечер - я, она и отец. Но ничего не получалось. Я на него смотрел. Ему нужно было уходить, он пошел к двери, и я поймал его взгляд, который потом пытался расшифровать. Взгляд почти уже оттуда, хотя он улыбался мне. С одной стороны, обреченность, с другой - желание эту обреченность превозмочь. Это такая тоска, рядом с которой ты уже не можешь рассказать что-то смешное. Я думаю, отец понимал, что в любой момент все может остановиться. Конечно, он не хотел этого, не был самоубийцей, хотел работать, дружить, любить, творить. Я не могу вам изобразить этот взгляд, это невозможно.
- Что это вообще за ощущение, когда в тебе течет кровь человека, ставшего Легендой?
- Трудно сказать. Я старался и стараюсь на этом не зацикливаться. Просто привык и научился. Мне не с чем сравнивать, понимаете? Я всегда был сыном Высоцкого.
Неприятно, когда люди считают, что мое положение очень завидное. У меня обычная семья. Я не могу соответствовать их представлениям о том, каким должен быть сын Высоцкого. Да я и не стараюсь. Я такой, какой есть.
- Но в вашей жизни был же период, когда вы, уже будучи сыном Высоцкого, «сходили в люди» и отправились работать на завод?
- Просто мне тогда сказали: «Парень, тебе и делать ничего не придется. Просто стой такой весь красивый в синем халате, а мы будем с гордостью рассказывать, что у нас сын самого Высоцкого работает». Правда, продолжалось это недолго. Я отправил на выбраковку две важные детали для пылесоса, которые этот завод производил. Дорогостоящие очень. И мастер в сердцах запустил ими в меня. Лишь случайно голову мне не проломил… К слову сказать, на завод я пришел вынужденно, не поступив в институт. Мне предстояло потерять год, ничего не делая. А тогда в стране действовал закон о тунеядстве.
- Одна из главных претензий к вашему фильму «Высоцкий. Спасибо, что живой» - Сергей Безруков в главной роли. Других претендентов реально не нашлось?
- Я и сам пробовался. Поначалу маску, в которой играл Безруков, пробовали на мне. Но я не обладаю талантом Сереги, не имея возможности что-либо выразить закрытой маской, лицом, выразительно играть всем остальным актерским аппаратом. Увидел себя на пробах и понял: было бы безумием, если бы отца играл я. А Серега смог. Но не смог озвучить. Звукоинженеры долго бились с его голосом, но все равно получалась пародия. Мой подошел лучше. Поэтому отец в фильме говорит моим голосом.
- Но были ведь и другие претензии?
- Отец не раз говорил, что в искусстве 10 процентов правды и 90 - фантазии. История, описанная в фильме, действительно произошла. Мне ее четверть века назад рассказал друг отца Сева Абдулов. Раньше я эту историю никогда не слышал. Для меня словно многое открылось. Я жил с ней 25 лет. И однажды просто не смог больше молчать. Что же касается неоднозначного отношения к фильму, в котором есть и сцены с наркотиками, и многое другое, то мне кажется, картина об отце просто не имела права получиться однозначной. Большинство друзей отца всегда относились ко мне с огромной теплотой. Но на премьерном просмотре я видел их реакцию и понимал, что со многими отношения после премьеры испортятся. Не потому, что мы сделали картину плохо, а потому, что для них это очень болезненно и лично. Так и вышло. Но я был к этому готов. Меня больше пугают как сугубо положительные, так и сугубо отрицательные трактовки его жизни, далекие от объективности.
- Одна из самых сильных сцен в фильме - вытаскивание застрявшей в весенней грязи и жиже машины. Она из десяти процентов правды?
- Это такая моя аберрация памяти. История была, и я ей свидетель. Время сделало произошедшее для меня абсолютным символом того, как жил отец. На излете, когда первая ступень уже отошла и надо рваться дальше. Потому что за этим либо вперед к звездам, либо падение без возможности подняться снова. Хотя сам отец, возможно, посмеялся бы надо мной: ну, подумаешь, вспомнил закон физики и одной человеческой силой сдвинул машину с четырьмя людьми внутри.
- Над чем сейчас работаете, Никита Владимирович?
- Заканчиваю сценарий, над которым работал несколько лет. Хочу развеять один из самых распространенных мифов российской истории. Из суеверия никаких подробностей. Скажу лишь, что тема - восстание декабристов…

Александр Кныш

Читайте свежий номер газеты "Ульяновская правда"

Читайте наши новости на «Ulpravda.ru. Новости Ульяновска» в Телеграм, Одноклассниках, Вконтакте и Дзен.

779 просмотров

Читайте также